Нео-Буратино

Гоголь был одним из немногих писателей, которого Папалексиев уважал: толстый том классика попался в руки Тиллиму еще в школьные годы, некоторые гоголевские образы навсегда запали ему в душу, и время от времени он их оттуда извлекал.

Теперь Тиллим шел по вечернему городу и предавался размышлениям, согласно которым всякий здравомыслящий человек обходит стороной любые злачные заведения. Однако работа мозга у особей homo sapiens не всегда согласуется с действиями бренных частей их тела. На сей раз во всем были виноваты ноги Папалексиева. Это они незаметно свернули на неведомую доселе скользкую тропу и занесли своего нерадивого хозяина на приветливый огонек в теплое местечко как раз из того разряда заведений, где Тиллим никогда не бывал и куда никогда не стремился. Когда Тиллим вошел в зал, первое, что бросилось ему в глаза при ярком освещении навесных ламп, — обилие зеленого цвета. Над зелеными полями копошились люди, словно стая воробьев над горстью пшеницы. Одни напрягались и ерзали, выпуская в воздух кольца дыма, другие что-то выкрикивали и совершали руками непонятные манипуляции. Он не мог разобраться в значении жестов, в магических рисунках на зеленом сукне, и чем больше его удивляли действия игравших, тем сильнее хотелось Папалексиеву постичь закон их существования в этом маленьком, укрытом от непосвященных глаз мирке. Он уже забыл о философских размышлениях часовой давности и хотел окунуться в водоворот казино, но его собственный вид с полным отсутствием лоска и без какого-либо намека на нарядность, а также символическое количество денег в карманах и незнание правил игры оставляли его прозябать на пороге и смущенно сознавать собственную несостоятельность в новом для него обществе. Окутываемый желтым дымовым туманом, он погружался в мир иллюзорных побед и поражений, представляя себя то за столом рулетки, то за игрой в покер, то еще черт знает где… Однако Папалексиев с грустью отметил, что впасть в азарт и подпитать организм адреналинчиком, скорей всего, не удастся, потому что… Вот тут-то опечаленного, одурманенного Тиллима и приметил заботливый крупье, который одним лишь приветливым жестом прервал его грустные размышления. Он зазывал гостя за стол, обтянутый зеленым сукном с непонятными пока Тиллиму квадратиками, цифрами и удивительно смешным приспособлением с шариком, приглашая присоединиться к игре в рулетку. «Так в детстве мы беззаботно играем одними шариками, а повзрослев, ставим состояние на другие», — думал Тиллим, усаживаясь за стол. Над ухом его тотчас прозвучало: «Делайте ставки, господа…» Крупье, оценив посетителя наметанным глазом как новичка, искореняя его смущение, любезно предложил приобрести фишки не в кассе, а непосредственно у себя, что Папалексиев не задумываясь сделал, купив на двести тысяч пластмассовых кружочков.

— На что изволите ставить? На цвета? На цифры? — угодливо спросил крупье.

— На ноль! — скромно огрызнулся Тиллим.

— Зеро! Отлично! — весело поддержал крупье и хотел было начать игру, но тут Тиллим, с момента эксклюзивного приобретения фишек уверовавший в исключительность своей кандидатуры, потянулся к рулетке с целью завести ее, но был перехвачен бдительным крупье, который под всеобщий хохот сидевших тут же игроков возразил Папалексиеву:

— Нет, нет! Крутить буду я, а вам нужно наблюдать за движением вот этого шарика. Но после окончания игры вы можете попробовать свои силы на моем месте… — И, широко улыбнувшись, обнажив жемчужную белизну здоровых, ровных зубов, вкрадчиво посмотрел Тиллиму в глаза. — Продолжим игру с вашего позволения? Итак, ставки сделаны! Если ваша стрелка остановится напротив выбранной вами цифры, ставка увеличивается в тридцать пять раз!

Игра началась, и незримая рука Фортуны направила движение колеса. Взгляды игроков — у кого безнадежно остывшие от многократных проигрышей, у кого пламенные, горящие желанием сорвать куш, — были прикованы к крутившейся рулетке. Папалексиев принял позу хищника перед нападением, и облик его, таким образом, явил собой полную противоположность обычному виду Тиллима. В нем открылись новые, неизведанные прежде чувства и настроения. Спутанные волосы, порывистым движением откинутые назад, открыли высокий лоб в испарине с рядом наметившихся морщин, зрачки глаз расширились, пальцы судорожно впились в край стола, а по осунувшимся щекам, покрытым двухдневной щетиной, бродил лихорадочный румянец. Следя за крутящимися стрелками, затаив дыхание, Тиллим молил: «Помоги, бабка, ну что тебе стоит: ты же все можешь». Напряженную тишину нарушил возглас одного из наблюдавших за игрой:

— Неправильно крутишь!