Когда майор после такого заявления пришел в себя, когда понял, что дипломатические осложнения маловероятны, к нему вернулось чувство юмора, и теперь он мне объяснял, что пострадавшая вела себя разумно: ничего не можешь поделать, расслабляйся и получай удовольствие.
- Между прочим,— задумчиво добавил майор Спицын, пересказывая мне эту историю, — здесь больше мудрости, чем видится. Ладно, не о том речь. Полька не держит обиду на советскую власть, а это — главное. Звон поднимать не будет. Никакая она, кстати, не жена немецкого офицера. Жил у нее какой-то лейтенант. А было что между ними или не было — не наша забота... Командиру взвода пешей разведки объявили о неполном служебном соответствии...
Майор Спицын Филипп Тимофеевич сидел, откинувшись на спинку скамейки, сняв пилотку. На лысине блестели капельки пота, пот стекал по вискам, он расстегнул ворот гимнастерки. Я дымил трубкой. Трогательная пара.
Бандеровцев майор Спицын определил коротко — фашисты. И методы у них фашистские: польским младенцам разбивают головы о косяк двери.
- Вы это видели, Филипп Тимофеевич?
- Такие вопросы слышать не желаю. Лучше сам мне ответь. Вот ты был в гостях у сидоренковой крали, в этом дворце. Скажи: так живет трудовое крестьянство? Вот тебе их классовая база... Относительно «видел — не видел» разъясняю: не все обязательно видеть своими глазами. Главное — надежные источники информации. Воображаешь, если вы там с Дмитрием Палычем тары-бары себе позволяете, уши развешиваете, это никому не известно? Ладно, ладно, шучу.
От этих шуток мне сделалось не по себе, во рту пересохло. Никаких предосудительных разговоров мы с Дмитрием Павловичем не вели. Однако самый каверзный вопрос — кто же из маленького коллектива редакции и типографии информирует Филиппа Тимофеевича?
Впервые я посмотрел на майора Спицына не как на безобидного графомана, но как на соглядатая, занятого вынюхиванием и подслушиванием, собиранием компромата. Мог бы и раньше об этом подумать. О многом следовало раньше подумать. Не случилось. Сами тому виной. Но и война, утверждавшая в каких-то заблуждениях.
Мы являлись в военкоматы, не дожидаясь повестки. Шли на фронт. На нашу войну. Теперь же безотчетно втягивались в другую войну — необъявленную. Смутно представляя себе неприятеля, не понимая ни закона боевых действий, ни их беззакония. Еще не понимая: необъявленные войны — условие существования советского режима.
Майор Спицын Филипп Тимофеевич, дружески похлопывая меня по руке, продолжал лекцию о бандеровском движении. Его истоки в Австро-Венгерской империи, когда объединились интеллигенты, встревоженные онемечиванием украинской культуры. Гражданская война и последующие годы усилили антирусские настроения.
Бандеровцы, втолковывал майор Спицын, не лучше немецких фашистов. Пусть самого Степана Бандеру отправили в концлагерь.
- Выходит, бандеровцы против нас и против вермахта?
Ничего подобного, уверял майор, главный их враг — Советская Армия и польские партизаны. Среди этих партизан есть и фашисты: Армия Крайова, Народове силы збройны, есть и коммунисты — Армия Людова. Без пол-литра не разберешься. Для того и контрразведка — вникать в сложности, вести тонкую игру. Какую игру? Стравливать, к примеру, бандеровцев и аковцев, которые дадут о себе знать за Саном. Бандеровцы тоже там озоруют. Не говоря уже об эсэсовской дивизии «Галичина», сформированной из добровольцев — жителей Западной Украины.
Но какие они националисты, если взяли сторону Гитлера?
В книге маршала К. Москаленко «На юго-западном направлении. 1943—1945 гг. Воспоминания командарма» (Москва, 1972) говорится и об эсэсовской дивизии «Галичина», и об «агентуре гитлеровцев — националистическом подполье в западных областях Украины».
«И я не забыл,— сказано там,— что с началом боевых действий появились в лесах некоторых западноукраинских областей буржуазно-националистические банды. Но мне также хорошо известно, что то была платная агентура гитлеровской разведки и что руководство ею осуществлялось из Берлина.
Членами банд являлись местные кулаки, чьи земли были отобраны и разделены между беднейшим крестьянством, и различное антисоветское отребье, бежавшее в период гражданской войны за пределы нашей страны и нашедшее приют на территории бывшей панской Польши...».
Москаленко, командовавший 38-й армией (в ее состав на последнем этапе войны входила и наша дивизия), вместе с тем отмечает, что с весны 1944 года значительную часть пополнения составляли жители западноукраинских областей. Они честно сражались против гитлеровских войск.
Командарм не видит различия между «Галичиной» и оуновскими отрядами, которые именуют «бандами». (Трогательная вера в убийственную силу слова: «бандами» гитлеровцы именовали наших партизан; в советской печати называли отряды афганского сопротивления.)
Более чем через четверть века после войны командарм пишет так, словно все еще не знает элементарной правды об оуновском движении. Не желает знать фактов.