В целом, разумеется, вирусы и бактерии, обитающие внутри нас, человечеству не угрожают – пока. Предположительно, изменение температуры на один-два градуса не изменит кардинальным образом поведение большинства из них – и, скорее всего, это будет подавляющее большинство. Но давайте рассмотрим пример с сайгаком (387) – милой карликовой антилопой, обитающей в основном в Центральной Азии. В мае 2015 года в Казахстане в течение нескольких дней погибло почти две трети мировой популяции этих антилоп на площади (388), эквивалентной штату Флорида. Земля была буквально усеяна десятками тысяч трупов сайгаков. Это массовое вымирание животных произвело на людей столь сильное впечатление, что сразу появились различные теории заговора: инопланетяне, радиация, свалка ракетного топлива. Но никаких отравляющих веществ найдено не было – ни в телах животных, ни в почве, ни в растениях. Убийцей оказалась обычная бактерия
Но это еще не означает, что мы разобрались во взаимосвязях между влажностью и повышением активности
Экономический коллапс
Вечно повторяющаяся, словно мантра, идея мировых рынков – одержавшая верх в период между окончанием холодной войны и началом мирового экономического кризиса, обещавшая вечное царствие рыночной экономики, – гласит, что экономический рост спасет нас всегда и от всего.
Но после кризиса 2008 года некоторые историки и экономисты-иконоборцы, изучавшие то, что они называли капитализмом ископаемых, предположили, что вся история быстрого экономического роста, относительно внезапно начавшегося в XVIII веке, произошла не в результате инноваций или развития свободной торговли, а в результате открытия ископаемого топлива и его энергетической мощи – разовой инъекции этих «ценностей» в систему, до этого перманентно находившуюся на минимально необходимом для выживания уровне. Среди экономистов такие взгляды непопулярны, но все равно крайне интересны. До эпохи ископаемого топлива каждое следующее поколение имело примерно такой же уровень жизни, как предыдущее и даже их предки пятисотлетней давности, за исключением периода сразу после окончания эпидемий вроде бубонной чумы, дававших возможность выжившим заполучить ресурсы, высвободившиеся из-за массовой гибели людей.
В странах Запада особенно сильна вера в то, что мы нашли способ уйти от постоянной нехватки ресурсов и тяжелого выживания «в ноль» – как с помощью конкретных инноваций вроде парового двигателя или компьютера, так и благодаря созданию динамичной системы капитализма для поощрения этих инноваций. Но некоторые исследователи, например Андреас Малм, считают иначе: мы вылезли из этого болота благодаря одной-единственной инновации, созданной не руками талантливых представителей рода человеческого, а за миллионы лет до того, как первый человек начал копать землю, – самим временем и геологическим весом, которые много тысячелетий назад спрессовали останки ранних углеродных форм жизни (растений и небольших животных) в нефть, словно лимон в соковыжималке. Нефть – это наследие далекого прошлого нашей планеты; запакованная энергия, которую может создать Земля, если ее долгое время не беспокоить. И как только люди обнаружили эти запасы, они кинулись их разграблять – да так быстро, что в прошлом столетии аналитики несколько раз панически предрекали, что нефть «скоро» закончится. В 1968 году историк рабочего движения Эрик Хобсбаум писал: «Когда люди говорят о промышленной революции, они говорят о хлопке» (389). Сегодня хлопок можно заменить на «ископаемое топливо».