Ворон разбудил их на рассвете хриплым карканьем. Сонные, они распинали остатки костра в болото. Сквозь лесной полог виднелось небо, жёлтое, угрожающее. Обследовали берег в надежде найти какую-нибудь возвышенность, по которой можно было бы пробраться вглубь. После часа бесплодных хождений Мох, пристально рассматривавший лесной полог, тронул Имоджин за плечо, указывая, куда смотреть. Внимание его привлекли разрывы в мозаике ветвей: отрезки уложенных впритык коротких досок. То был проход по вершинам деревьев, подвешенный на перекрученных ветках и узловатых верёвках. Взглядом они окинули проход, висящий над водой, до точки, где всегдашняя дымка поглощала всё.
– Староват по виду, – заметила Имоджин. – Думаешь, потянет наш вес?
Мох взглянул на неё, удивлённо взметнув брови:
– Ты ж скакнула на нашего друга-авиатора.
– Я не скакнула, – обиделась она, сильно ткнув его кулаком в плечо. – Я не скачу.
Мох потёр плечо.
– Ничего другого у нас нет. По-моему, надо попробовать.
Имоджин взбиралась вверх с тем же проворством, что и на памятник. Мох завидовал ей, пусть на его поднятое лицо и сыпалась дождём кора. Добравшись до висячего прохода, она крикнула вниз:
– Давай, тут легко залезть.
Лезть было нелегко, но через несколько минут, ободрав руки до крови, он присоединился к Имоджин. Балансируя широко расставленными ногами на громаднейшей ветви, Мох с сомнением тряхнул излохматившуюся верёвку. Дощатый проход тянулся от дерева к дереву, пропадая в дали болота. Он исчезал в тесном переплетении ветвей, которые невозможно было различить.
– Самоубийство, – сказал он.
– Они крепче, чем кажутся, – ободрила Имоджин, стоявшая чуть поодаль на той же ветви.
– Я пойду первым. Если он меня выдержит, то с тобой всё будет прекрасно, – сказал Мох. Имоджин закатила глаза и грустно оглядела его. – Или, если хочешь, иди ты первой.
Сойдя с относительно безопасного дерева, она опустилась на ближайший пролёт из досок. Крепко держась за верёвки, опробовала свой вес. Сооружение заскрипело и закачалось, но – держало.
Имоджин взглянула на него, нервно хохотнула и скомандовала:
– Пошли.
Он выждал, пока она добралась до следующего дерева, и пошёл за нею. Осторожности ради они уговорились держать между собой двадцать футов[29]
. Имоджин опробовала каждый шаг, прежде чем перенести весь вес на ноги. Несколько прогнивших досок упали вниз, в воду. У каждого нового дерева они устраивали отдых, переводя дыхание и оценивая проход впереди. Так шагая, скоро они уже потеряли из виду твёрдую землю.Довольно часто висячий проход опускался до каких-нибудь нескольких футов над водой. В таких местах они видели плывущего через муть скорбного карпа, тянущийся за ним шлейф ила и пробудившихся головастиков. Виднелись также и признаки присутствия людей в прошлом: крошащиеся фундаменты, ржавеющие орудия сельского труда, корпус перевёрнутой лодки, поросший водорослями. Такие предметы наводили тоску на Моха. Он почувствовал облегчение, когда проход повёл их выше по деревьям. Ворон летел впереди, его карканье терялось в несмолкающем шуме земноводных. Когда Мох с Имоджин вынужденно замедляли своё продвижение, ворон усаживался на ветку и поджидал их.
Впервые они увидели Глазок сквозь моросящий дождь. Основное монастырское здание, высокий величественный храм, увитый плющом, поднимался из массы строений пониже и главенствовал над островком. Окружающие постройки клонились, подпирая друг друга, как деревянные колоды, оставленные отхлынувшим половодьем. Теперь Мох с Имоджин пробирались бок о бок, укрываясь в деревьях. Она положила руку ему на плечо – для равновесия. В безотчётном порыве он прижался губами к её пальцам. Листья шуршали по каменной кладке, когда немногочисленные птицы срывались с переплетённых веток, но в остальном никакое движение не выдавало, что монастырь обитаем.
– Такое ощущение, будто мы в ловушке, – сказал Мох.
Имоджин подалась назад на каблуках и заглянула ему в лицо.
– Ты зачем здесь? – Мох удивлённо смотрел на неё. – Я знаю, зачем я здесь. А ты здесь зачем? Потому как, если туда идти, надо быть уверенным, что тебе это нужно.
На мгновение Мох задумался:
– По-моему, совсем не случайно Радужник вошёл тогда в мою жизнь: он спас меня, попросил вернуть оцелус в Глазок. Конечно, ему теперь никогда не узнать, сделал я это или нет. Понимаешь, я должен сделать это для него, но не потому, что он меня об этом попросил. Я делаю это потому, что сам он этого сделать не сможет.
Они осторожно прошли до края островка. Доски были скользкими, местами в трещинах. Невзирая на опасность, Мох горел желанием вновь почувствовать под ногами твёрдую землю. Подвесной проход окончился переплетением верёвок у площадки на большой иве. Мох спрыгнул на землю, чтобы осмотреть монастырь. Рядом с ним бухнулась и Имоджин. Они пошли вдоль берега, уходя от прохода на деревьях (всегда опасались, что за ними крадутся), пригибаясь под болотным камышом. Имоджин, приложив палец к губам, указала на землю. В грязи отпечатались лапы большого пса.