Необходимые монстры

Когда зрение его привыкло к мраку, он различил в центре семь образовавших круг фигур, обращённых лицом друг к другу. Рука Моха нащупала пистолет, но фигуры не шевельнулись, а по-прежнему парили в воздухе, не сдерживаемые тяготением, пальцами ног выписывая вензеля в пыли. Мох опустил пистолет: слишком уж недвижимы фигуры, чтобы быть живыми. И всё же Мох чуял, что им, каким-то сверхъестественным образом, известно о его присутствии. Он вступил в круг, сопровождаемый оцелусом. Деревянные лица были обращены вниз, пустые, но сверкающие под тонким слоем чего-то люминесцирующего, молокообразного. Их руки, которым были приданы положения, присущие для беседы в подвешенном состоянии, были соединены подвижными шарнирами из почерневшей меди и серебра. Насекомые изгрызли в кружева некогда великолепные наряды. У Моха не было сомнений, что эти создания были прислужницами Мемории. Их парение было свидетельством её присутствия, как и вновь слышимое лёгкое учащённое собачье дыхание.

Пёс, на котором Элизабет ездила верхом, припал к земле, туго подобрав все мышцы, в неверном четырёхугольнике дневного света. Морду его покрывали капельки кровавой пены. Пёс не сводил с Моха глаз. У того в голове прозвучал голос юной Мемории: «В древних мифах пёс охраняет вход в подземное царство мёртвых». Вот и он тут. Пульс выбивал дробь внутри уха Моха. Доставить оцелус домой – значило иметь дело с Меморией. Он не свернёт с пути перед уродцем, из-за которого принял смерть Оливер, существом, убившим Радужника и преследовавшим Имоджин. Сердце его грозило разорваться от трагедии того, что с нею стало: восставшая из мёртвых в его надеждах – и ставшая призраком, бледным и неистовым. А теперь, завершая ужасный круг, она умрёт от его руки. Мох поймал взгляд пса. Есть счёты, какие следует свести тут. На этот раз он не даст маху.

– Где ты? – Слова отразились от стен, но ответа не последовало. Пёс беззвучно ощерил тронутые желтизной клыки. Глаза его уставились в одну точку. Собака-чудище умирала. Наверное, она жила в симбиозе с Элизабет или, возможно, стала жертвой какого-нибудь ранения, насланного Меморией.

– Тебе не место здесь. Ты зачем пришёл? Я же говорила тебе, пусть идёт как идёт. – Её голос всколыхнул воздух, как взмах крыльев.

Мох обернулся:

– Почему ты прячешься? Неужто боишься без своих чудищ, оберегавших тебя?

– Я предупреждала тебя: держись подальше.

– Зачем ты убила Радужника? – упорствовал Мох. Одежда на парящих фигурах забренчала под дуновением ветра.

– Это была необходимость, долг, для исполнения которого я была рождена.

– Мучить Имоджин тоже было долгом?

Голос жестоко рассмеялся.

– Это была расплата за нечестивость Джона Машины.

– Как может быть долгом убийство? – Мох тянул время, вращаясь по кругу, пробуя определить, где затаилась Мемория.

– Я была последним Смотрителем Глазка. Последней в долгой передаче владения – всегда ребёнку, способному на волшебство, всегда ритуально лишённому слуха, чтобы не попасть под обаяние голоса Скворца. То была честь.

– Как же это стало убийством? – Мох понял, что пёс перестал дышать.

– Вечером накануне лишения меня слуха пришли войска. Они изнасиловали и зверски убили всю сестринскую обитель, к которой я принадлежала. Я спряталась и уцелела, питаясь насекомыми и запивая их водой из болота, потому что водоёмы и хранилища воды были отравлены. Я знала, что должна уходить, но Скворцу было запрещено покидать Глазок. Вот я и решила освободить себя от бремени долга. – Голос, казалось, плыл по комнате. – Я ударила его ножом и спрятала тело в углублении в земле. Завершить дело мне помешало появление Джона Машины, полного лжи и пустых обещаний. Я не знала, что не сумела убить Радужника, до того самого дня на Полотняном Дворе.

– Тогда ты попробовала ещё раз.

– Где эта вещь? – спросила Мемория, теряя терпение.

– Какая?

– Тёмный камень Аурели.

– Спрятан, – ответил Мох. И подумал: «Среди голубей».

– Ничто не спрячешь навсегда, – произнёс голос. Голос звучал так, что Мох понял: разговор её утомляет. Громкий стрекот цикад зазвучал в комнате. Мох не сразу сообразил, что исходит он от парящих женщин. Что-то, будто щупальцами, охватило его конечности. Он сильно ударил по ним, помня, как легко проникла она в его тело, пока он стоял в кладовке пекарни «Чёрная крыса». Воздух делался всё холоднее. Он увидел, как блеснуло серебром, словно рыба, попавшая под солнечный свет в тёмной воде. Мемория появилась в нескольких шагах от него, выступая из воздуха. Она была изнурена и одета в белое платье-рубаху с длинными рукавами. Платье покрывала кровь, в нём виднелась прореха. Кожа на лице и шее Мемории утратила всякий цвет. Мох видел призрачные движения костей у неё под кожей. Позади неё пыль завихрялась в воздухе. Ему было понятно, что поддерживать и скрывать своё разбитое и раненое тело стоило Мемории чудовищных усилий. Все следы девочки, какой он её знал, исчезли.