Необузданные Желания

— Знаю. Это некрасиво. После этого в течение нескольких лет мне было не очень хорошо. Я была подавлена. Я испытывала ужасное беспокойство. Мне казалось, что я схожу с ума. Я начала резать себя, одеваться во все черное. Я сбрила волосы до ирокеза. Проколола себе нос и еще кое-что. Я отключилась. Но в глубине души я была такой. Твою же мать. Сердитой. Я была так зла, что хотела умереть.

Слоан переворачивается и смотрит на меня ясными глазами. Ее голос спокоен.

— Хочешь знать, что спасло меня?

— Что?

— Натали. Моя лучшая подруга. Моя единственная подруга. За эти годы я столько раз хотела покончить с собой. Единственная причина, по которой я этого не сделала, — это из-за нее. Снова и снова она спасала мне жизнь. Знаешь, что еще?

— Я не знаю, смогу ли я это вынести.

— Я никогда не говорила ей о своей беременности. Кроме медсестры, которая проводила мне тест в Центре планирования семьи, никто не знал. Мне было слишком стыдно. Ты единственная живая душа, которой я когда-либо рассказывала. Я хочу, чтобы ты понял, что это значит.

Мой пульс учащается, а голос хриплый, я говорю:

— Это значит, что я могу доверять тебе.

— Нет, — тихо говорит она, и глаза ее сияют. — Это значит, что ты не можешь. Если дело дойдет до выбора между вами двумя, я не могу честно сказать, как я поступлю.

Я закрываю глаза и набираю в легкие побольше воздуха.

— Я сказал, что не буду заставлять тебя выбирать.

— Ты это сделал. И я верю тебе. Но теперь ты повысил ставку. Теперь вы с Кейджем — последние оставшиеся в живых люди.

— Я хотел положить конец войне.

— И ты, возможно, так и сделал. Но ты также загнал его в угол. Какой у него есть выбор, кроме как отомстить?

— Сдаться.

Она сухо говорит:

— Я так понимаю, ты никогда не встречался с этим человеком.

— Я встречался с ним. Но не был впечатлен им.

— Это может тебя обидеть, но я думаю, что вы двое очень похожи.

— Ты права. Я оскорблен.

Она кладет голову мне на грудь и вздыхает.

— Хорошо.

Я нервничаю, когда она больше ничего не говорит. Я хочу, чтобы она снова заговорила.

— Как ты прошла путь от девушки, которую столкнули с лестницы, до той, кто ты сейчас?

— В конце концов я поняла, что дело не в том, что я хотела умереть. Дело в том, что я хотела убежать от своих чувств. Я хотела уйти. Жизнь была слишком болезненной, чтобы жить так, как я жила. Поэтому я решила, что мне нужно это изменить. Я имею в виду, мою жизнь. Мне нужно было сделать так, чтобы со мной больше никогда не случилось ничего плохого. Что, конечно, является магическим мышлением. Мы не можем контролировать, когда происходят плохие вещи. Но мы можем контролировать свою реакцию на происходящее. Я поклялась, что никогда больше не буду жертвой. Я начала заботиться о себе сама. Я занялась йогой, скорректировала свою диету, прочитала все, что смогла достать об уходе за собой. Я наращивала свою самооценку, как будто это был дом, кирпичик за кирпичиком. Прежде чем в восемнадцать лет поступить в колледж, я делала все, что могла, чтобы стать умственно и физически крепкой. Оставалось либо это, либо покончить с собой, так что я решила, что стоит попробовать. Через некоторое время это сработало. Я сбросила кучу килограммов, стала сильной, научилась не обращать внимания на то, что думают другие. Я научилась прислушиваться к себе. Как защитить себя, потому что никто другой этого не сделал бы.

Когда я представил ее подростком, девушкой, испытывающей боль и решившей спасти себя, мое восхищение ею только углубилось.

— Именно тогда ты решила, что мужчины — это десерт.

— И ничего больше, — твердо говорит она. — Тем более что они обращали на меня внимание только тогда, когда я была толстухой, источником насмешек и легкой мишенью, или когда я была в форме и источником вожделения. Я не могла им доверять.

Я прижимаю ее голову к своей шее, целую в висок и бормочу:

— Прости.

— За что?

— За то, что сказал тебе в больнице. Я вел себя так, словно то, что делать с беременностью, было моим выбором, а не твоим.

Она на мгновение замолкает.

— Спасибо.

— Черт, не благодари меня. Я идиот.

Чайка летит низко над волнами, кончики ее крыльев скользят по воде. Другая делает широкий ленивый круг над головой, издавая крик одинокой морской птицы.

Наблюдая за ними, до меня доходит, какую ужасную вещь я совершил, приведя Слоан сюда. Сделав ее своей пленницей, а затем завоевав ее доверие. Я как один из тех невежественных защитников природы, которые думают, что держать тигра в неволе для того будет безопаснее, чем жить в дикой природе.

Клетка — не место для дикого существа, какими бы позолоченными ни были прутья.

Что еще хуже, я продолжаю требовать, чтобы она сказала мне, что я могу ей доверять. Как будто Слоан действительно хочет принести какую-то гребаную клятву верности мужчине, который похитил ее с парковки. Как будто в этом был бы какой-то чертов смысл!

Как я только сейчас это осознал?

Я говорю несколько резко:

— Ты сказала мне, что не хочешь, чтобы я задерживал тебя слишком долго. Ты все еще так думаешь?

В молчании я чувствую, как обостряется ее внимание.

— Это еще к чему?