Необычайные приключения на волжском пароходе

— Боже мой, прости, моя крошка…

Снова, оживленные, появляются Шура и Ливеровский.

Они еще не дошли до кормы и не видят профессора.

Щура говорит:

— Многие котируют меня как необразованную, но я далеко не то, что выгляжу… И ваша агитация про любовь меня смешит. Наука открыла, что так называемая любовьтолько голый животный магнетизм…

— Так вот — ваш животный магнетизм и сводит меня с ума.

— Это мне многие говорят.

— Например — негр…

— Ну, вы просто, знаете, того-с… (Покрутила пальцем у головы.)

— Черт возьми, — прищурясь, говорит Ливеровский, — вот на такую женщину не пожалеть никаких средств.

— К сожалению, у нас в этом смысле не развернуться. Наше правительство просто нарочно раздражает публику… Пудру, например, продают — пахнет керосином.

— Что ж, он к вам каждый день шатается?

— Опять он про Хопкинсона! Слушайте, — обыкновенно я принесу им чай в кабинет, и они там — бу-бу-бу…

А сама либо звоню по телефону, — у меня страсть разговаривать по телефону… Или я читаю иногда… Вы не поверите — я увлекаюсь марксизмом.

— Уверен, что негр втирает очки вашему профессору.

— И — ошиблись. Они разбирают одну рукопись. Хопкинсон написал ее так, чтобы никто не понял, — шибром. Но слушайте — это государственный секрет! Обещайте — никому…

— Хорошо, — Ливеровский придвинулся, раздув ноздри. — При одном условии (свинцово глядит ей в глаза, Шура раскрыла рот).

— Чего?

— Приходите в мою каюту…

Шура слабо толкнула его ладонью: — Что же это такое… Ой!

Споткнувшись, пошла на корму. Увидала профессора, опять раскрыла рот: Ой!

— Ты уже встала, собака? — Профессор слегка загородил собой Зинаиду. Мы проезжаем довольно красивыми местами. (Заметив, что Шура уставилась на Зину, нахмурился.) Не присоединишься ли к нам?

— Это что за девочка? — уязвленно спросила Шура.

Профессор строго кашлянул: — Гм… Эта девочка — дочь…

— Чья, интересно?

— Гм… Моя… (И — строго глядя на головастую чайку.) Так вот, Зина, предложение…

У Шуры все личико стало, как у высунувшейся мыши:

— Ты с ума сошел, Валерьян! Где ты подобрал девчонку?

— … предложение, — тверже повторил профессор, — пройти на носовую часть парохода…

Он повернулся. Ливеровский любезно приподнимал шляпу:

— Доброе утро, профессор, я уже имел счастье познакомиться с вашей супругой… Иосиф Ливеровский, вице-консул республики Мигуэлла-де-ля-Перца…

— Очень приятно, — сказал профессор, — вы попали в довольно неподходящую минуту… Вопросы агрикультуры, которые вас, несомненно, интересуют, несколько заслонены от меня беспорядком в личной жизни… Но я надеюсь быстро разобраться… (Поклонился.) До свиданья…

Обняв Зинаиду, строгий, научный, он пошел на носовую часть парохода. Ливеровский с кривой усмешкой:

— Девчонка едет в четвертом классе с матерью. Я ее видел, — очень сохранившаяся женщина.

Шура проглотила нервный комочек. Самообладание вернулось к ней. Передернула плечиками:

— С чем вас и поздравляю: эту Нинку вся Москва знает, — сплошная запудренная морщина. Сохранившаяся! Мне все теперь ясно, — да, да, они заранее сговорились. Вот, сволочь, устроили мне прогулку по Волге…

Ливеровский потянулся взять ее за спину:

— Красивая, гибкая, злая…

Шура вывернулась, как из трамвайной толкучки:

— Оставьте пошлости!

Но он — настойчиво:

— Хотите — помогу? (Она дышала ноздрями.) Все просто и мило: профессора от свежего воздуха целиком и полностью потянуло на лирику. Зрелище неопрятное, — сочувствую вам. Профессора нужно вернуть с лирических высот на землю. Есть план.

— Какой?

— Эта самая рукопись, что вы рассказывали…

— Которая у Валерьяна в портфеле?..

— Принесете ее мне… (Шура молчит.) Спрячем. (С неожиданным раздражением.) Ну, профессор будет метаться по пароходу в панике и — ему не до Зинки с Нинкой. Поняли?

Шурины глаза неожиданно раскрылись от восхищения: — Поняла.

— Несите…

Тогда из окна обеденного салона медленно высунулась голова Гусева. Жуя осетрину, проговорил:

— Александра Алексеевна, увидите профессора — не забудьте сказать, что портфель его у меня…

Он показал портфель — из кожи под крокодила:

— И ключ от вашей каюты у меня…

Показал также и ключ. Шурка молча схватила его.

Убежала. Ливеровский в это время закуривал. Бросил спичку за борт: Завтракаете?

— Завтракаю, — любезно ответил Гусев. — Присоединяйтесь.

— Ничего осетринка-то?

— Пованивает, но есть можно.

— Что еще скажете хорошенького? — спросил Ливеровский.

— А ведь в портфеле-то у него не рукопись, а копия.

— Да, я тоже так думаю, — Ливеровский равнодушно отвернулся.

На палубе появилась Эсфирь Ребус — свежая, улыбающаяся, в изящном платье из белого полотна. Она улыбалась не людям, даже не текущим мимо берегам, а чему-то неизмеримо высшему. Ливеровский сказал ей тихо:

— Влипли. Легавый настороже. Портфель у него.

— В таком случае и легавый отправится туда же…

Спокойствие ее было классическое. Она даже не остановилась. Ливеровский бормотал:

— Миссис Ребус, нам не справиться с троими…