Около часа я обшаривал окрестности, но ничего не нашел. Заметил место, вернулся в лагерь к попивавшим чай товарищам и выплакал им свое горе. Мы быстро снялись, так как вьючить было нечего, спешились у злополучного места и часа два продолжали поиски втроем.
Безуспешно! Гуран как сквозь землю провалился. Очевидно, пуля вызвала только шок и обморок. Легкое прикосновение ружья пробудило гурана к жизни и действию. И вышло так, что словно я убил его, но потом воскресил.
К сожалению, я не мог видеть собственного лица после первого прыжка зверя. Трудно представить, что оно выражало!
С этого дня я взял себе за правило подходить к подстреленному зверю с винтовкой наперевес.
А число девятнадцать продолжало меня истязать еще два месяца!
СМЕРТНЫЙ ПРОБЕГ
Весна в Хэнтэе
В мае 1924 года мы, наконец, в Верхнем кургане на глубине 12 метров достигли погребального помещения и все дни проводили на раскопках. Сбор зоологических и ботанических коллекций пришлось временно приостановить.
Из Улан-Батора приехал ознакомиться с раскопками начальник экспедиции. Мне оказалось необходимым съездить на несколько дней в столицу по делам. Оттуда я привез Котика. Его нужно было ввести в круг всех наших разнообразных занятий.
Работы на раскопках начинались лишь на полном свету, и 22 мая мы решили использовать раннее утро для охотничьего похода. Нужно было добыть косуль в новой летней одежде, а заодно и рябчиков в весеннем оперении. Андрюша спустился в Бальджу, а я пошел «натаскивать» Котика в долину Дзурумтэ. Котик еще не бывал в горной тайге и смотрел на весну в Хэнтэе широко раскрытыми жадными глазами.
И действительно, в Хэнтэе конец весны, пожалуй, самая волшебная пора.
Снежный покров сошел и сохранился лишь отдельными клочьями в чащобах затененных склонов. Навстречу новому гостю — теплому южному ветру — в лесах распустился багульник. На полянах и по увалам раскрываются белые венчики «нарциссоподобных» анемон. Их медвяное благоухание насыщает прогретый солнцем воздух. Среди анемон загораются азиатские купальницы. В Европе они желтые, здесь — оранжевые, огненные. Распускаются первоцветы, фиалки, генцианы. Ранние травы дышат влажной свежестью. Лес пропитан смолистым запахом сосен, лиственница одевается в светлый нежно-зеленый наряд. По уремам зазеленело все многообразное сообщество ив.
И всюду лесные голоса! С разных сторон доносится пьяное бормотание тетеревов, двузвучная песня кукушки, нежный свист овсянок, тонкий писк пустельги… Издалека слышен низкий монотонный и гулкий зов ястребиной кукушки. Глаз на расстоянии не отличит ее от нашей старой знакомой, но голос ее не похож ни на какие другие голоса. И звуки эти, наполняя до краев долину, переливаются в соседние пади.
Брачная пора, зачатие и начало новой жизни!
Мы с Котиком захватили с собой тонкие свистульки — манки на рябчиков, пробрались к островкам березняка и осинника в сосновом лесу, пристроились на буреломе и стали потихоньку подманивать.
И вот, кажется нет рябчиков, но вдруг шумный треск в кустах, и на сук березы или сосны вспархивает возбужденный самец. Он беспокойно передвигается по ветке, топорщится, стрекочет, напряженно высматривает самку.
Выстрелы не распугивают рябчиков. Один упал, через две-три минуты откуда-то возникает другой. И нам уже представляется, что весь лес населен только рябчиками.