«За каждое так называемое достижение прогресса, за каждое денежное обогащение обычно приходится платить. Как сказал Марио Пьюзо, „за всеми богатствами кроется преступление“. Это утверждение верно как для человечества, так и для мира природы. На нашей планете существует одна жестокая, но непреодолимая неизбежность: когда у одного прибывает, у другого обязательно убывает… Я дал обещание изменить ситуацию, которое, возможно, стоило бы более точно назвать клятвой. Я поклялся что-то изменить. И понимал, что время уходит.
Даже пять лет назад над планетой уже нависла угроза экологического кризиса. Требовались решительные, беспрецедентно смелые действия. Но для каждой цели и мечты есть одно важное условие, позволяющее воплотить ее в жизнь. То же самое условие сейчас требуется для всех человеческих начинаний, независимо от приложенных усилий или необходимости. Да, мне требовались деньги.
Я решился на радикальные, почти революционные действия. Из точки А мне требовалось добраться до точки Б. И все, о чем я мог думать, – это добраться до Б. Конец глобальному неравенству, выживание человечества, освоение космоса… вот к чему я стремился. Да, потребовалось бы время. Да, многим пришлось бы пожертвовать. Но – и за эту идею я цеплялся больше всего – это было возможно.
Банки, букмекерские конторы и строительные компании являются символами нынешней социально-экономической системы, возглавляемой мировой олигархией. Они воплощают собой не просто денежный обмен и легализованное ростовщичество. Для меня они были законной мишенью – не из-за денег, которыми они распоряжались, а скорее из-за того, что они собой представляли. В то время руководители банковских учреждений выплачивали себе миллионные премии, представители верхушки власти покупали новые яхты и престижные автомобили. Почему их должно было волновать, что „экономика“ находится в кризисе; что безработица и финансовая нестабильность распространяются, как чума?.. Повторялась уже известная истории величайшая несправедливость: бедные и уязвимые страдают, в то время как богатые и могущественные выходят сухими из воды».
Апелляция не возымела успеха. Вспоминая прошлое, Стивен признает, что, вероятно, ему не стоило представлять эссе в суд. Лорд-судья Трейси отклонил доводы адвоката Стивена о том, что синдром Аспергера является смягчающим обстоятельством. Стивен, по словам судьи, оказался достаточно умен, чтобы сдать выпускные экзамены и поступить в университет. Прежде он жил законопослушной жизнью, а значит, понимает разницу между добром и злом. Он должен был предусмотреть, как его действия повлияют на жертв, и, как продолжил судья, «его модус операнди заключался в запугивании жертв, чтобы те выполнили его требования».
Лорд-судья Трейси сделал две небольшие уступки. Он признал, что, как только Стивен добровольно решил начать свои преступления, синдром Аспергера усилил его одержимость идеей и желание продолжить. Судья также признал, что «негибкое мышление и отвращение к переменам» сделали для Стивена пребывание в заключении более сложным, чем для большинства заключенных. В результате из-за синдрома Аспергера срок наказания Стивену был сокращен на двенадцать месяцев: с тринадцати лет до двенадцати.
Доктор Сулейман признается: он надеялся, что его отчет поможет Стивену добиться гораздо большего сокращения срока наказания. Проблема заключалась в том, что сделать это по апелляции гораздо сложнее. При повторном рассмотрении дела, объясняет он, у суда нет той свободы действий, что при первом. Доктор считает, что упоминание о синдроме Аспергера надо было включить в первоначальную линию защиты Стивена в 2009 году. Он вскидывает руки, улыбается и вздыхает:
– Лично я считаю, что, если бы отчет был составлен и диагноз был поставлен в первый раз, Стивен получил бы гораздо меньший срок наказания.