Наша Афца удивилась на таких глупых волков. А тут как раз дождик с ветром кончились, и выглянуло последнее солнце. Афца склонилась к чистому ручью напиться и там, в тихом зеркале родника, увидела свое отражение. Сначала она не поняла, что это она сама и есть, и тоже испугалась — совсем как Главный Медведь. Она отпрыгнула от ручья и сильно тряхнула головой, — отчего почти все ее ромашки и васильки слетели на землю. Потом она еще раз осторожно глянула в воду.
— Это я, что ли? — удивилась уже почти что не наша Афца.
Да, это была она. И теперь она не испугалась. Она крикнула:
— Ну и что?!
И подпрыгнула и снова тряхнула своей головой изо всех сил — так, чтобы последние цветочки слетели. И взревела весело, но по-медвежьи, и зарычала — и пошла в лес.
И волки прятались в своих логовах, когда слышали ее шаги и голос.
А потом и голос, и шаги постепенно пропали.
И пришла зима.
Троллейбус
Дороги умыты от старой зимы, поливальные машины смывают остатки соли. Весна.
Я — троллейбус!
Как мне здорово мчаться по городу от остановки до остановки, от светофора до светофора, пиная асфальт моей дороги подметками всех своих колес!
А на конечной отдохну — и…
Дух захватывает после долгой стоянки! Несусь вперед в потоке машин, самый толстый, самый красивый.
А эта женщина — опять у пешеходного перехода, каждое утро, в один и тот же час. Вы посмотрите: тонкая, крепкая, плотная — как трехфазный ток. А я — мимо, чуть дыша, у самой бровки. А она — прямо на проезжей части! Стоит кокетничает: мол, не трамвай, объедешь!
Я умом понимаю: пустое это! А сердце вдруг — перебои! Машины кругом лай подымают. А что я могу поделать? Она на меня глянет, — у меня дух захватывает! Про тормоза забываю, про светофор забываю, выкатываю на самую бровку — и замираю от свистка. А она хохочет — радуется. Чему?
Чему ты радуешься, глупенькая? Что ты понимаешь в жизни? Взялась бы лучше обеими руками за провода, напружинилась как следует и — вперёд, вперёд, вперёд! Вон до того светофора, зеленый пока, успеть, успеть, успеть! А потом — до следующего! И так — до вечера! А утром — снова! И так — всю жизнь! Это же счастье. Это же здорово.
А тут — снова еду.
Утро. Солнышко. Асфальт, водой политый, сияет, холодит и шуршит.
И вот — на том же месте, в тот же час — она!
Я, понятное дело, к ней — поздороваться, полюбоваться… Хочу к ней, — а меня в левый ряд несет!
Что такое? Что за чертовщина?
А вот захочу — и поверну направо!
Р-раз! — а сам несусь прямо. Так и проехал мимо — даже ручкой не сделал.
Разволновался, раздухарился! А вот возьму и заторможу на зеленый — вот тут, вот здесь, прямо сейчас.
Р-раз! — а сам скорость набираю…
Как же так?
Что происходит?
Будто кто-то во мне сидит и управляет всеми моими движениями.
А вдруг — правда? Вдруг — так оно и есть?!
Нет… Что за нелепая мысль? Нет, конечно! Вздор…
А кругом — вонючие автомобили коптят синее небо.
Солнце-блин расплывается на мазутной сковородке города.
Вырваться! Бросить всё! Полететь куда глаза глядят!..
Не могу.
Что со мной? Куда несусь? Где остановлюсь?..
Ничего не знаю. Ничего не понимаю в этой жизни.
Думал — свободен. Думал — еду. Думал — куда хочу. Думал, что думаю.
Теперь понял: сюда нельзя, так не принято, здесь не положено; тут повернуть налево, здесь — направо…
А я сам?..
Лучше не знать ничего. Лучше — в неведении. Лучше — в невежестве. Ухватился за провода — если позволят — и полетел! Не думая, что это не ты летишь в свободном желании и радостном сознании, а тебя гонят, тормозят и пинают в указанном кем-то направлении.
Не-ет, всё! Забыть, забыть, забыть! Не знать, не знать, не знать! Забуду, забуду, забуду! И…
ПО-ЗА-БЫЛ!
Ага!!!
Ка-кой я энергичный под своими токоприемниками!
Как рвусь вперед в потоке машин!
Выставив наружу все свои достоинства!
Самый толстый, самый красивый
Быстрее!
Быстрей!!
Еще быстрее!!!
Вон до того светофора, зеленый пока, успеть, успеть, успеть!
А потом — до следующего!
И так — до вечера!
А утром — снова!
И так — всю жизнь!
Это же счастье!
Это же здорово, а?..
Молчите?
Не верите?
ДА ВЫ ПРОСТО ЗАВИДУЕТЕ МНЕ!
Ночь перед Рождеством
На центральной площади, рядом со зданием администрации, под фонарем, прямо на автобусную остановку тихо валил крупный снег, ложился твердой валютой в копилку зимы. Автобус-сугроб вперевалку подполз к своей остановке, распахнул нутро, выпустил вместе с теплом и туманом одинокого пассажира, тут же захлопнулся — и с кряхтеньем отправился дальше. Кутая нос в шарф и воротник, одинокий поспешно нырнул в темноту — и вынырнул под фонарем около своего дома. Как только за его спиной захлопнулась входная дверь, перед ней тут же замер на страже лютый мороз. Такой же страж стоял теперь у каждой двери на районе и никого не выпускал на улицу. Да туда, если честно, никто и не собирался: в домах — там, где не спали — гадали. Это была ночь перед Рождеством.