Необыкновенная история обыкновенного кота

Томилину вырезали гениталии. Теперь он, по большей части, молчал. Но после обеда вдруг запел. Тихо и протяжно, на языке, который никому не был знаком. Сначала звери зашикали на него, но он будто не слышал. Раскачиваясь мерно из стороны в сторону, он распевал странную, аритмичную мантру. Все громче и громче. Животные беспокойно завозились, и по всей лаборатории распространился липкий запах ужаса. Фипс прижал уши к голове и завороженно смотрел на Томилина, превратившегося в маятник. Клетка резуса располагалась прямо напротив клетки кота, и у парализованного действием наркотика Фипса не было возможности отвести глаза, когда Томилин вдруг с размаху врезался головой в прутья клетки. Еще, еще! Кровь брызнула на пол. Макака продолжала биться в своей камере и продолжала петь, только песня уже больше походила на крик. Страшный предсмертный вопль. Лицо Томилина, обращенное только к Фипсу, к нему одному, превратилось в кровавое месиво, рот с разорванными губами перекосился в чудовищном зверином оскале. Томилин рухнул на пол клетки и, глядя прямо в глаза Фипсу, прохрипел еще только одно слово.

Было тихо. Никто не приходил.

Фипс даже погрузился в дрему.

Сквозь сон он слышал, как по коридору побежали десятки ног.

"Это за мной", – подумал кот устало. Потом подумал: "Слишком много чести!" И открыл глаза. Лаборатория наполнилась какими-то странными людьми в черных и серых капюшонах. От них пахло воздухом снаружи. Люди взламывали замки клеток и распихивали зверей по сумкам. Женщина с суровым лицом, обезображенным свежим кровоточащим шрамом прикоснулась к свесившейся из клетки маленькой лапке Томилина. По щеке ее скатилась слеза. Она тоже умела плакать без звука.

Через секунду камера Фипса с треском распахнулась, и он, совершенно ошалевший, оказался за пазухой у парня в зеленой военной куртке. Сил противится все равно не было, а кроме того, от парня пахло потом, дымом и чем-то еще неуловимым, но вполне прекрасным, со странным и сильным названием. Это было то самое слово, которое прошептал перед смертью Томилин.

Это было слово "СВОБОДА".

И почему-то Фипс осознал это только сейчас. Как много значит это слово. Даже если ты голоден и издерган блохами. Даже если ты драный помойный кот, и твои дни сопровождаются болезненным урчанием в желудке. Даже если над тобою, как домоклов меч, нависает тень Красного фургона – у тебя есть свобода. Раньше он этого не знал.

И еще он понял, что надо идти сейчас. Идти за этими людьми в капюшонах, пахнущими костром и ветром. Потому, что они знают.

Потому, что они свободны.

И неожиданно для себя Фипс начал засыпать. Прямо здесь. Под мышкой у странного парня, который ругался и сплевывал, загружая сумки с животными в разрисованный аэрозольной краской трейлер.

"Все?" – услышал сквозь дрему Фипс.

Вдалеке взвыла сирена.

"Сматываемся, Дэнни!" – эхом отозвался женский голос.

Дверь захлопнулась, и фургон сорвался с места.

Рука, пахнущая терпкой травой, совсем как у Паровоза, нащупала Фипса и погладила его.

Фипс потерся об нее и замурлыкал.

Он пел свою любимую песню.

Он только что сочинил ее.

Он пел:

"Я – Свободен!!!"

The End