неОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ

«Ну что, пошлите кушать, девочки!» – задорно прикрикнула на нас Неля, когда мы, наконец-то, бросили поклажу у подножья односпальных кроватей с белоснежными простынями. «Ещё на море надо сегодня успеть!» – продолжила она, вызвав мою невольную улыбку. Это звучало так по-детски, словно море раздавали по одной порции в руки, как яичницу на завтрак с 8.00 до 10.00. И мы гурьбой вывалились из двери, в поисках кухни, которую легко нашли уже спустя минуты две по запаху специй и жареных сладких пончиков. У дверей кухни нас, партию туристов-новичков, встречал широкой улыбкой менеджер ресторанного зала, который, точно регулировщик показывал маршруты до свободных мест за столиками, наряженными в атласные скатерти, цвета морено. После торопливого обеда мы ещё часа два знакомились с достопримечательностями территории отеля и потрясающей косой кораллового рифа. Название отеля полностью соответствовало его содержанию; под весёлый рокот набегающей волны и клубной музыки, доносившейся из динамиков бара, мы не заметили, как подкрался сансет.

За ужином я нервничала, мысли мои были заняты вариантами предстоящей встречи с человеком, которому я оставила своё сердце в последние часы пребывания на пляже Эль Фанар прошлогодним ноябрём. Нервозность моя была заметна невооружённым взглядом, потому Неля, доедая очередную ножку «изумительной» по её словам куропатки, сделала мне замечание по поводу моего никудышнего аппетита: «Ну сколько уже можно ничего не есть?» – я услышала в её голосе раздражённое беспокойство – «ты упадёшь на этом своём свидании в обморок от голода, вот увидишь!». Я улыбнулась в ответ на её слова и поспешила успокоить: «Всё хорошо, если случится обморок, Кэп позаботится обо мне, оттащит за ноги в какую-нибудь ближайшую пиццерию». Неля только покачала головой, но я видела, что она тоже улыбается… Я смотрела на неё и понимала, на сколько близкой стала мне эта задорная, никогда не унывающая женщина, отличающаяся патологическим оптимизмом, мягкими красивыми чертами лица и потрясающим смехом, устоять против которого, пожалуй, не мог ни один человек в мире, ну… по крайней мере, повара на раздаче всегда норовили подсунуть в её тарелку самый сладкий кусочек.

Часов в девять вечера он позвонил. Первым. «Привет, как твои дела? Ты что делаешь? Ты где сейчас? Ты уже покушала?» – Саддам говорил быстро, словно заучивал скороговорку. «Ты куда-то торопишься?» – внутри меня всё сжалось. «Нет-нет, просто шум на улице. И да, тороплюсь, только увидеть тебя, хабиби (дорогая – араб.). Беспокоюсь за тебя». Я почти теряла сознание, ощущая скорое свидание с мужчиной, которому мне так много нужно было рассказать, к которому я пришла, преодолев тысячи километров и теперь, боялась что не хватит сил пройти оставшиеся пять.

«Саддам, буду ждать тебя здесь, в отеле, приходи сам… я… мне… у меня так мало сил теперь» – в тот момент казалось, что речь моя – это бессвязный набор слов, который даже был более непонятным, чем тот исходный вариант инструктажа на русском, который иногда я литературно выстраивала местным дайверам.

«Меши (хорошо – араб.), буду через два часа у тебя»… фраза, которую я вспоминала, спустя три часа, идя вдоль пустыни по тёмному тротуару улицы. Абонент был «вне зоны действия сети» и моё отчаяние достигало критической отметки. Я, не смотря ни на что, решила преодолеть эти оставшиеся километры до цели… но вот вопрос, а в том ли направлении я шла? Мне не у кого было спросить об этом, вокруг не было ни души, и только лимонный диск луны свисал над пустыней Синая, словно большой ковш застоявшихся слёз.

Эль Фанар всегда был эксцентричной публичной зоной; десятки людей приходили сюда, чтобы посидеть на небольших скамеечках, на приступках или даже самих ступенях большой мраморной стелы, воздвигнутой, как дань памяти погибшим французским туристам в январе 2004 года. Стая чаек, взмывающих в небо… стальные птицы, олицетворяющие полёт душ; большего места величественной скорби я не встречала никогда. И сегодня я пыталась выплакать, вытравить из себя всю ту боль, которую порождало во мне отчаяние рухнувших надежд. Вдруг телефон, в моей руке, молчавший часа три, внезапно ожил. «Хабиби, хабиби, где ты?» – голос в трубке пришёлся хлёстким ударом по лицу. В тот момент я ещё не догадывалась, что мне предстоит пережить не одну такую пощёчину. «Какая разница» – я попыталась придать раздражение и вызов своему ответу, но он прозвучал очень тихо и отрешённо.