Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 1

Беседуя по этому вопросу с Варварой Степановной Травиной, Мария Александровна рассказала о своём затруднении, и та посоветовала ввести обучение учеников четвёртого и пятого классов первой ступени, где нужно было организовать уроки труда, переплётному делу.

– Кстати, – сказала она, – и моей библиотеке поможете, а то многие книги совсем растрепались, а новых пока нет.

Предложение пришлось по душе и Марии Александровне, и другим педагогам из её школы. Но пока нашли преподавателя, пока обзавелись необходимыми инструментами, прошло несколько месяцев. Только в марте месяце приступили к занятиям по переплётному делу, и эти уроки, к немалому удивлению некоторых учителей, сразу же завоевали любовь учеников. То ли преподаватель попался толковый, то ли заинтересовала ребят сама новизна дела – вернее, и то и другое вместе. Уроки эти все посещали с большой охотой, и уже через полтора месяца многие, в том числе и Алёшкин, вполне овладели начатками этого дела.

Во время болезни Пигуты, пожалуй, и дисциплина, и аккуратное посещение сохранялись только на уроках труда. К концу учебного года Боря и многие из его товарищей уже могли сшить и обрезать любую, даже самую растрёпанную книжку, а также приклеить к ней корки. Дальнейшее овладение этой специальностью откладывалось до следующего учебного года.

А болезнь Марии Александровны прогрессировала: рвота становилась всё тяжелее, всё более и более изнуряла больную, и дошло до того, что она не смогла принимать уже никакую пищу. Одновременно боли в животе настолько усилились, что бабуся – чрезвычайно терпеливый человек иногда не могла сдержать громкого крика. Врачи решили прибегнуть к болеутоляющим средствам. Лекарства эти готовились в аптеке по специальному рецепту, выписываемому Яниной Владимировной ежедневно. На рецептах ставилась надпись «cito» (по латыни), что означало «срочно». Посылали с рецептом обычно Борю, и глупый мальчишка, являясь в новую аптеку, подходил к аптекарю без очереди, а затем, когда тот вызывал:

– Кто тут от Пигуты?», – он важно проходил мимо длинного ряда ожидающих больных и торжественно нёс домой пузырёк с какой-то коричневой жидкостью. Один раз он даже попробовал её, но она оказалась невероятно противной, горькой.

Не понимал он тогда, что его любимая бабуся последними силами борется за жизнь именно из-за него. Ему казалось, что вот она ещё немного попьёт этой противной жидкости, поднимется с постели, и они, как и раньше, пойдут вместе в свою школу.

А положение больной с каждым днём становилось всё хуже и хуже. Для поддержания её сил врачи были вынуждены прибегнуть к искусственному питанию при помощи питательных клизм. Само собой разумеется, что продукты для этого добывала и направляла для приготовления Янина Владимировна Стасевич. По её предложению Поля переселила Борю к себе на кухню.

Всё происходящее Еленой Болеславовной как будто совершенно не замечалось. Наконец, по предложению Рудянского Янина Владимировна сообщила Неаскиной, что положение её матери безнадёжно, и что печальный конец может наступить каждый день. Это сообщение было встречено как вещь совершенно неожиданная и непредвиденная: в ответ на него она обрушилась с обвинениями на обоих врачей, и прежде всего на Стасевич. Дочь истерично и громко плакала на весь дом, и не стесняясь того, что её может услышать больная, кричала, что безграмотные врачи уморили её мать, что надо было давно отправить больную в Москву, и что если бы ей сказали раньше о серьёзности заболевания, то она бы это сделала. (На какие средства? С кем?..) Она выкрикивала много всяких обидных слов в адрес тех, кто приложил не только все силы и знания, но и отдавал значительные материальные средства, чтобы поддержать жизнь больной.

Затем Елена спешно написала о тяжёлом положении всем ближайшим родственникам Марии Александровны, в том числе и дяде, а от него узнал о болезни матери и её сын, Дмитрий Болеславович Пигута.

Правда, сообщение о болезни матери от дяди Дмитрий получил почти одновременно с письмом Лёли. В последнем содержалось множество беспомощных жалоб и упрёков как в адрес лечащих врачей, так и в адрес самого Мити, хотя он не мог знать не только о её тяжёлом положении, но даже и о болезни: в своих письмах она ему об этом не сообщала. Почти одновременно с письмами Дмитрий Болеславович получил от Лёли и телеграмму, в которой она требовала его немедленного приезда, так как мать находится при смерти.

Эти тревожные вести в Кинешму пришли в конце мая. Но в то время выехать из одной губернии в другую советскому служащему было не так-то просто, а у Дмитрия Болеславовича этот вопрос ещё осложнялся и поведением жены. Зная, какие огромные расходы вызовет эта поездка, она против неё категорически возражала, ссылаясь на то, что Дмитрий там уже ничем помочь не сможет, что при кончине матери будет родной человек – старшая дочь.