В углу столовой, в ногах бабусиной кровати стояла на коленях Поля и громко плакала. Боря понял, что бабуся умерла. Слёзы по его лицу потекли сильнее, и чтобы скрыть их, он отошёл к окну и отвернулся. Изо всех сил старался мальчишка сдержаться, чтобы не заплакать громко, навзрыд, слёзы вытирал рукавом, а за его спиной не стихал плач Поли, кто-то ещё всхлипывал, а кто-то даже и высморкался. Это его возмутило: разве можно, когда бабуси уже нет, когда она уже никогда не поговорит с ним?! Он обернулся, успел увидеть: сморкался Алексей Владимирович Армаш. Захотелось крикнуть: «Не мог дома этого сделать?!»
Тут он разглядел, что в комнате ещё и Рудянский, и Янина Владимировна, и Маргарита Макаровна, и Варвара Степановна, и Анна Захаровна…
«Когда же они успели все прийти? Или раньше знали? – обиделся Боря. – Почему же мне раньше никто не сказал? Я бы не ушёл от бабуси, я бы сидел около неё. Как же так? Неужели я теперь её так никогда и не услышу? Она же не попрощалась со мной…»
Алексей Владимирович снял очки и протирал их платком. Платки в руках и красные глаза были у всех, кто находился сейчас здесь, мальчик сообразил: все плачут потому, что все жалеют его бабусю. И тут же услышал капризный голосок Жени, вертевшейся около тёти Лёли, сидевшей на стуле недалеко от кровати с лицом, закрытым платком:
– Мам, мам, пойдём отсюда, я не хочу здесь, здесь плохо…
И Боря как-то вдруг понял, как, в сущности, была одинока его любимая бабуся дома: он, кроме огорчений, пожалуй, ей ничего не доставлял; от дочери и внучки она тоже, кроме обид, ничего не имела. Её дочь не смогла найти друзей среди друзей своей матери, и сейчас они стояли обособленно, и никто из них не подошёл к Елене Болеславовне с ласковым словом участия, никто её не утешал. Боря снова отвернулся к окну, слёзы у него высохли, он задумался: «Как же теперь буду жить я? С тётей Лёлей не останусь ни на один день. Я убегу! А куда?..»
В таких маленьких городках, каким был Темников, и дурные, и хорошие вести распространяются с большой скоростью, и уже к середине дня пятого июня о смерти Марии Александровны знал весь город. И только теперь, пожалуй, выяснилось, как уважали и любили эту маленькую старенькую женщину в Темникове. Целый день в гостиную приходили люди, которых в доме никто не знал, чтобы проститься со старой учительницей, учившей когда-то или их самих, или их детей, или даже просто знакомых.
Похороны Марии Александровны Пигуты состоялись 6 июня 1919 года. Этот день Боре запомнился на всю жизнь.
Им с Юрой Стасевичем выпала большая честь посыпать дорогу на кладбище ёлками. В то время в Темникове, как и во многих городах России, существовал обычай, правда, применявшийся только при наиболее богатых похоронах. Весь путь от церкви или от дома (смотря по тому, где находился гроб с покойником) до кладбища усыпался мелкими еловыми веточками, и эта зелёная дорожка служила как бы ориентиром, по которому двигалась похоронная процессия.
Похоронили Марию Александровну Пигуту в северо-восточном углу кладбища между тремя берёзками. Над могилой поставили простой деревянный крест, который в будущем предполагалось заменить гранитным памятником. Однако этого сделано не было. Сын её уехал из Темникова на второй день после похорон, а дочь выехала из этого города года через три. Знакомые и друзья её постепенно перебрались в другие места, так и осталась её могила в безвестности.
И когда её внуку, Борису Яковлевичу Алёшкину, более чем через сорок лет довелось побывать на темниковском кладбище, то он не смог найти и следа этой могилы. Только три берёзы, превратившиеся за это время в огромные старые деревья, склонив свои длинные ветви почти до самой земли, как бы указывали место, где была похоронена его любимая бабуся. Рядом с одной из берёз, на замшелом пеньке он присел и, глядя на то место, где, по его мнению, должна была быть могила, предался воспоминаниям…
Завещать Марии Александровне было нечего, и её сын, взяв с собой старенькую шкатулку матери с пожелтевшими бумагами, кроме писем и записок от Болеслава, хранившихся ею со времен её молодости, в одной из стареньких тетрадок обнаружил несколько листочков с выписками из произведений её любимых авторов, написанных её рукой. Над ними была коротенькая надпись: «Мои заветы». Эти заветы Борис Яковлевич читал уже после Великой Отечественной, в которой участвовал, приобретя профессию своего деда и матери, врачом-хирургом. Они сохранились в его памяти до сих пор.
Перед тобой лежит широкий новый путь. Прими же мой привет негромкий, но сердечный: Да будет, как была, твоя согрета грудь Любовью к ближнему, любовью к правде вечной!
Да не утратишь ты в борьбе со злом упорной Всего, чем ныне так душа твоя полна, И веры, и любви светильник животворный Да не зальёт в тебе житейская волна!
Подъяв чело, иди бестрепетной стопою, Иди, храня в душе свой чистый идеал, На слёзы страждущих ответствуя слезою И ободряя тех, в борьбе кто духом пал.