Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2, том 1

Голос дважды повторил это обращение, а затем медленно и внятно начал чтение речи. Читал он настолько медленно, что Ковалевский, успевший схватить карандаш и бумагу, почти полностью её записал.

На следующий день в Шкотовском волисполкоме и в партячейке знали содержание этой речи, задолго до получения газеты «Красное Знамя».

Алёшкин, Кочергин и другие во время передачи этой речи сидели как заворожённые: слова, произносимые Сталиным, давали ответы на мучившие их вопросы, и, прежде всего, объясняли ясно и просто, как партия, а, следовательно, и комсомол, будут жить без Ленина.

Особенно подействовали на всех слова, подчеркнутые и даже дважды повторённые диктором, излагающие сущность так называемой клятвы умершему Ленину.

В этой клятве говорилось об обязательстве высоко хранить в чистоте звание члена партии, беречь единство партии, укреплять диктатуру пролетариата, союз рабочих и крестьян, Союз советских республик, расширять коммунистический интернационал.

Никто из этих ребят, также, как и Ковалевский, не знали толком, кто же такой этот Сталин, так уверенно и даже властно говоривший от имени партии и народа, но они невольно заразились его твёрдой уверенностью. И хотя диктор читал речь довольно монотонно, хотя его голос довольно часто прерывался треском электрических разрядов и стрекотом морзянок, неизвестно откуда врывавшимися в передачу, впечатление от самого содержания услышанного было огромным. Кочергин решил по этому поводу завтра же собрать внеочередное собрание комсомольской ячейки и зачитать эту речь, то же самое решил сделать в школе и Алёшкин. Они упросили Ковалевского, записывавшего речь Сталина, перепечатать её в волисполкоме на машинке (к своим многочисленным служебным и общественным обязанностям Ковалевский присовокуплял ещё и обязанность машинистки).

В эту ночь Боря спал, наверно, не более двух часов: вскочив, как всегда, в 7 утра, он помчался в волисполком, получил от Ковалевского уже перепечатанную речь Сталина и, явившись в школу, показал её Шунайлову. Тот разрешил вместо первого урока собрать всех старших учеников и ознакомить их с этой речью.

Послушав её, почти все были единодушно уверены, что теперь есть кому заменить Ленина, и что этим человеком может быть только Сталин. До сих пор они почти ничего не слышали о нём, не видели его портретов, но то, что он сказал, было так своевременно и убедительно, что буквально ни у кого из комсомольцев не возникло ни малейшего сомнения в том, что только этот человек может вести партию и народ за собой.

Придало уверенности и выступление Шунайлова, который, конечно, был более политически развит, чем комсомолята, и знал, что до сих пор Сталин был генеральным секретарём РКП(б) и, по существу, в партийных делах уже более года заменял Владимира Ильича.

Несколько по-другому отнеслись к этому в партийной ячейке. Её внеочередное собрание по требованию Ковалевского было собрано в волисполкоме в 10 часов утра.

Мы ещё не сказали, что уже около года Ковалевский был принят в кандидаты РКП(б), чем, кстати сказать, вызвал довольно много насмешек со стороны своего друга и начальника Мищенко, заявившего, что он принципиально на всю свою жизнь останется беспартийным, так как не хочет связывать себя с выполнением какого-нибудь устава.

Когда Ковалевский зачитал речь Сталина и высказал мнение, что, по-видимому, именно он теперь будет руководителем нашего государства, и большинство присутствовавших большевиков с этим согласилось, неожиданно выступил инструктор укома РКП(б) Чепель. Он заявил, что, во-первых, он не очень верит правильности записи, сделанной Ковалевским, а во-вторых, эта речь ещё ни о чём не говорит. Всё-таки Сталин не очень-то известен в партии, и, хотя и занимает пост генерального секретаря ЦК, таким влиянием, как Ленин или Троцкий, никогда не пользовался, и поэтому рано делать какие-нибудь прогнозы, нужно подождать, что скажут по этому вопросу такие корифеи нашей партии, как Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин и другие.

На это собрание Кочергин привёл и всю комсомольскую ячейку, кроме тех, кто никак не мог отлучиться с работы, и кроме учеников, у которых собрание было в школе. Они, по своей молодости и горячности, конечно, были возмущены словами Чепеля, и Кочергин выступил с довольно резким протестом на его речь. Но он тут же был Чепелем и оборван.

— Вы, комсомольцы, ещё слишком молоды, чтобы судить о таких делах. Это наше дело — внутреннее, партийное, и вам в него мешаться не следует, так что вы лучше помолчите!

Выступление Чепеля многих удивило и обескуражило, до сих пор ни один большевик так разговаривать с комсомольцами не пытался, и даже их явно ошибочные взгляды старались исправлять тактично и вежливо.

Больше возражать Чепелю никто не посмел, и так это собрание, по существу, было смято. Чепель уехал во Владивосток, и лишь через год почти все узнали, что Чепель оказался троцкистом и был исключён из партии.