Затем каждый командир зачитал список своего отделения. Вместе с Борисом попали Беляков и Шадрин, остальные из их товарищей распределились в другие отделения.
Командиром первого отделения оказался светловолосый, сероглазый крепыш Евстафьев. По-видимому, он был ярым и старательным службистом. Одной из его привычек, как это сразу же заметил Борис, было стремление постоянно поправлять свою гимнастёрку и уничтожать на ней малейшие складки, возникавшие при движении около туго затянутого ремня. Для этого Евстафьев то и дело засовывал большие пальцы под ремень, и, проводя ими спереди назад, убирал складки.
Отозвав своё отделение в сторону и построив его в шеренгу, Евстафьев сказал:
— Сейчас пойдём набивать матрасы и подушки, затем зашьём их и сложим в коридоре. После этого пойдём в баню, получим обмундирование, помоемся и пострижёмся, — и совсем другим голосом добавил, — не расходиться! Стоять вольно!
Взяв с собой Шадрина, стоявшего на левом фланге шеренги, Евстафьев зашёл с ним в казарму. Они вернулись минут через десять, нагруженные сшитыми из рядна мешками под матрацы и подушки, кроме того, Евстафьев нёс большой клубок толстых суровых ниток, из которого торчало несколько иголок. Подойдя к строю отделения, в котором кроме Шадрина было ещё восемь человек, Евстафьев раздал каждому по большому мешку для матраца и по маленькому — для подушки.
— Сейчас пойдём вон к той скирде соломы и набьём матрасы и подушки… Стойте, стойте! — закричал он, заметив, что кое-кто из его отделения уже направился было к скирде. — Теперь, товарищи бойцы, ходить вы будете только по команде, когда вам разрешат. Становись! — громко крикнул он, и вытянул руку.
Как-то интуитивно все поняли, что встать надо в одну шеренгу по направлению вытянутой руки командира. Когда шеренга построилась, Евстафьев оглядел её, затем переставил кое-кого так, чтобы все стояли строго по росту. Правофланговым оказался самый высокий — Беляков. Шадрин, как самый низкий, встал на левый фланг, а Алёшкин очутился где- то в середине.
Закончив установку по росту, Евстафьев сказал:
— Вот так всегда и будете становиться. Каждый внимательно запомните своё место, — затем он снова зачем-то закричал, — Равняйсь! Смирно! Направо-о!
Его подчинённые довольно нескладно и, во всяком случае, не одновременно повернулись направо, и шеренга превратилась в колонну по одному, как тут же объяснил Евстафьев.
— Шагом марш! — снова крикнул он, становясь впереди, и тише добавил, — За мной.
После этого отделение, наконец, отправилось к скирде, где уже копошились новобранцы других взводов и отделений, старательно набивая, как вскоре выяснилось, свежей соломой постельные принадлежности.
Около часа было затрачено на набивку, зашивание и переноску матрасов в коридор у входа казармы. Всё это время личные вещи новобранцев лежали кучками на плацу. После того как отделение управилось с этим делом, Евстафьев вновь построил его, приказав предварительно забрать свои вещи. Затем, опять по его же команде, новобранцы направились к приземистому кирпичному зданию, стоявшему немного в стороне от выстроенных ровными рядами двухэтажных казарм. Как оказалось, это была гарнизонная баня. К тому моменту, когда отделение Евстафьева подошло к бане, около неё стояло уже два отделения разных взводов. Разрешив своим бойцам стоять «вольно», Евстафьев подошёл к другим «отделенным», стоявшим в стороне небольшой группой, с ними же стоял и старшина роты. Поговорив с ними, Евстафьев вернулся к своим и сказал:
— Мы опоздали — долго прокопались с матрацами. Баню заняла рота одногодичников 6-го полка, теперь будем ждать, пока помоются они. Вот, запоминайте: если будем копаться, всегда придётся ждать или неприятности получать! Ну, да вы у меня ещё молодцы, хотя и не первые управились, а большинство всё ещё копается…
И странное дело, Борис и его товарищи почувствовали, что эта скупая похвала из уст какого-то Евстафьева наполнила их приятной гордостью, и они признали, что командир отделения хорош. Но их благостные размышления прервал внезапный окрик Евстафьева:
— Отделение, смирно! Равняйсь! Вольно, разойдись, можно курить.
Борис и Беляков медленно отошли от строя, который как-то нехотя разбредался в стороны. Остальные отделения получили такую же команду. Вскоре около бани образовалось много кучек людей, обсуждавших свои впечатления от первых минут пребывания в 5-м Амурском полку. Пока эти впечатления были не очень отрадными, по крайней мере, в группе, которую образовали знакомые нам ребята: Алёшкин, Беляков, Шадрин, Штоффер, Ротов и Колбин. Пашка Колбин возмущался:
— Что это они на нас всё время кричат: «становись, разойдись, равняйсь»? Слова какие-то дурацкие! Неужели нельзя сказать это попонятнее, спокойно, без крика? Как будто мы не люди, а какие-то животные!
Его перебил Петька Беляков. Он, как успели заметить его друзья, отличался прямотой и какой-то рациональностью суждений: