Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 1

Переходя к следующему раненому, Борис невольно подумал: «Как всё-таки удачно и хорошо, что я смог поучиться на этих курсах. Тому, что я делал сейчас, в Москве мне пришлось учиться на трупах. А если бы я не учился и был таким же беспомощным, как и мои соседи? Плохо бы пришлось…» Как-то само собой получилось так, что с этих пор Алёшкин стал как бы руководителем всех врачей, работавших здесь.

Всю ночь шла самая интенсивная работа в обеих палатках, и примерно к шести часам утра обработка первой партии раненых подошла к концу. Однако все раненые продолжали лежать и сидеть под деревьями и примитивными навесами, эвакуации не было. Никто не знал, куда и на чём нужно раненых вывозить.

Сангородский волей-неволей включился в другую работу. Руководить врачами-хирургами ему не приходилось, да он, видимо, и не считал себя достаточно компетентным для этого. Он взял на себя установление очерёдности направления раненых в ту или иную палатку, то есть стал производить сортировку, и это сразу принесло пользу, особенно доктору Симоняку. Легкораненые, поступавшие к нему, хотели все попасть первыми. У входа в палатку образовалась шумная толпа, отвлекавшая от работы. После вмешательства Сангородского там установился нужный порядок.

Почти все первые прибывшие раненые не имели карточек передового района (документ военно-медицинского учёта, подтверждающий факт ранения или заболевания. Прим. ред.), никто из них не побывал в полковых медпунктах. Как потом выяснилось, дивизия вступила в бой, чтобы задержать наступавших финнов, даже не развернувшись как следует. Не развернулись и полковые медпункты. В этот момент начсандив был занят тем, что приводил в порядок медслужбы пехотных полков. В бою их врачи были в первый раз и, естественно, растерялись. Медсанбату пришлось на всех поступивших раненых заполнять и карточки передового района, что отнимало много времени.

Заканчивая обработку последнего раненого, Борис, как и другие врачи, надеялся, что теперь, после бессонной ночи, все они отдохнут, поедят и поспят. Выйти из палаток, где они работали до утра, не было возможности, но предполагалось, что медсанбат уже развёрнут полностью и, очевидно, работает. Выйдя утром из своих тёмных, пропахших керосином, покрытых копотью от «летучих мышей» и забрызганных кровью палаток на свет, каково же было их удивление, когда оказалось, что все грузы по-прежнему лежат на машинах, а большая часть госпитальной роты мирно почивает около них.

Долго удивляться им не пришлось. Не успел Алёшкин выкурить папиросу, как на поляну въехало на этот раз уже четыре машины. К ним устремились санитары-носильщики, которыми теперь деятельно руководил Сангородский, и через несколько минут работа в обеих палатках закипела снова. Скольких он прооперировал, какие это были раненые, кто из них остался жив, Борис Алёшкин, конечно, не сумел бы сказать. Их укладывали на стол, он делал нужные операции, их перевязывали, уносили и сейчас же доставляли новых. Впоследствии он вспоминал: там были пневмотораксы, ампутации верхних и нижних конечностей, был даже раненый, у которого отсутствовала чуть ли не половина черепной коробки, и мозг, прикрытый марлей, пульсировал под неповреждённой, каким-то чудом, мозговой оболочкой. Много попадалось раненых с развороченной передней брюшной стенкой и выпавшими внутренностями. Вообще, это было какое-то море людского страдания, какой-то страшный кошмар увечий и разрушений человеческого тела. Вряд ли Борис поверил бы кому-нибудь, если бы ему сказали, что такое может происходить, но он это видел собственными глазами.

Так длился весь следующий день. Правда, теперь почти все раненые прибывали с повязками и карточками передового района, они уже побывали в ППМ. В течение этого страшного дня Борис, как и другие врачи, выходил из палатки только покурить или справить естественную нужду. Ели они тут же, за простынёй, отгораживавшей входную часть палатки от остальной её части, в перерывах между ранеными. Также было и с медсёстрами.

К вечеру Розалия Самойловна не выдержала и свалилась от изнеможения. По настойчивому требованию Сангородского вместо неё к столу встал доктор Бегинсон из госпитальной роты, ещё раньше вынуждены были заменить падавших с ног Симоняка и Криворучко, а раненые всё прибывали. Как удалось узнать от них, дивизия вместе с другими частями, главным образом пограничниками пятого отряда, занимавшими этот участок фронта ранее, под сильным огнём противника медленно отступает, не находя нужного рубежа для закрепления. Беда была в том, что каким-то образом штаб дивизии очутился чуть ли не впереди полков, и только часть его сумела передислоцироваться на новый командный пункт и руководить боем, пока не нашли даже командира дивизии.

Слушая все эти неутешительные новости, большинство врачей медсанбата, в том числе и Алёшкин, считали, что раненые преувеличивают, и на самом деле всё обстоит не так уж плохо. К сожалению, потом выяснилось, что масштаб поражения, которое потерпела дивизия, даже преуменьшали.