Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 1

Место для дислокации первого эшелона санбата, состоявшего из сортировочной палатки, одной операционно-перевязочной и одной эвакопалатки, подобранное новым начсандивом и комиссаром дивизии, находилось в небольшом леске, в районе нового посёлка, почти рядом с полевым медпунктом 50-го стрелкового полка, на расстоянии примерно двух с половиной километров от берега реки. Оно, очевидно, достаточно хорошо просматривалось с наблюдательных пунктов противника, потому что, как только этот медсанбат развернулся, а развёртывался он ночью, утром следующего дня по месту его расположения был произведён артиллерийский налёт. Одна палатка сгорела, две другие были продырявлены осколками и свалены на землю. Во время обстрела была разбита одна санитарная машина и, самое главное, произошли потери в людях. Погибла, получив смертельную рану, врач Семёнова, были убиты две медсестры, один санитар и один шофёр. Несколько человек получили ранения различной тяжести. Руководил этой группой командир операционно-перевязочного взвода доктор Бегинсон, он натерпелся порядочно страху, но сам не пострадал.

После налёта Емельянов уговорил комдива об отмене распоряжения о столь близком расположении частей медсанбата к передовой, больше таких экспериментов не проводилось.

В начале ноября, почти перед самым праздником, после одной из поездок за перевязочным материалом и медикаментами в Ленинград начальник аптеки Пальченко привёз Борису весточку от Таи. В своём письме она сообщала, что работает в эвакогоспитале № 74, расположенном в здании бывшего Лесного института, служит ординатором в одном из гнойных отделений и к ней не раз поступали раненые, оперированные Борисом и другими врачами медсанбата. Писала она о том, что чувствует себя удовлетворительно, и если бы не постоянное ощущение голода, да не проклятые бомбёжки, то было бы всё хорошо. Она очень скучает по медсанбату и, конечно, прежде всего по своему Бореньке. Ей предлагали эвакуироваться на Большую землю, но она пока отказывается.

Получив это письмо, Борис взгрустнул. Он вспомнил её ласковые руки, её всегда, как бы о чём-то просящие тёмно-карие глаза, но в то же время и задумался: «Странно всё-таки, почему она так переменилась в последнее время. Устала? Испугалась? Здесь ведь гораздо страшнее и сложнее, чем в прежних местах дислокации батальона. Снаряды и даже мины часто падают рядом с территорией медсанбата, и их осколки уже успели продырявить крыши некоторых палаток. Но тогда почему она ничего не говорила мне? Надо бы обязательно с нею увидеться, переговорить. Ведь мы и проститься-то как следует не успели, как-то на ходу… Я торопился в операционную, она на машину. Надо будет её повидать!» Но пока об этом не могло быть и речи: работы было по-прежнему очень много.

* * *

Между прочим, за этот период времени произошло ещё два события, которые основательно взволновали весь состав медсанбата. При помощи Сангородского и других врачей Цейтлин выявил несколько самострелов, которые после его умелого допроса раскололись и сознались в своих преступлениях. Ранения у них были несерьёзные и могли зажить в течение двух-трёх недель. Трибунал приговорил их к разным срокам заключения с направлением по выздоровлении в штрафную роту, а пока они продолжали лечиться в санбате в команде выздоравливающих. Но один из самострелов, грузин или осетин по национальности, нанёс себе ранение в правую руку настолько серьёзное, что даже после излечения, на что, вероятно, потребовалось бы около четырёх месяцев, к службе в армии был бы не годен. Трибунал приговорил его к расстрелу.

В назидание остальным приговор решили привести в исполнение в расположении медсанбата. Для этого весь личный состав батальона и все имевшиеся в этот момент раненые из команды выздоравливающих были построены большим четырёхугольником на поляне около эвакопалатки. В центре поляны вырыли яму, к ней был подведён под конвоем осуждённый, который или не сознавал, что его ожидает, или надеялся на изменение приговора в последний момент, или попросту не понимал смысла происходившего. Он как-то уж чересчур безразлично подошёл по указанию конвойного к яме, на краю которой по приказу и остановился. Один из членов трибунала зачитал приговор, и в момент произнесения им слова «расстрелять» один из конвойных, стоявших ближе всех к осуждённому, выстрелил ему из пистолета в затылок. У того как-то странно дёрнулась голова, подогнулись колени, и он, перегнувшись через край ямы, сполз в неё.