Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 2

После тщательного осмотра помещений, пищеблока и санпропускника начсанарм и сопровождавший его Алёшкин вернулись в домик комбата. За это время Брюлин, Бегинсон и Прокофьева обошли всех раненых, причём Брюлин тщательно ознакомился с ведением операционного журнала и историями болезней госпитализированных раненых.

Когда они втроём пришли в домик комбата, Брюлин не удержался и заявил:

— Ну, Николай Васильевич, если бы так было организовано лечение, и так велась документация в любом из наших армейских госпиталей, я уж не говорю, медсанбатов, то мы с вами могли бы спать спокойно.

Тот усмехнулся:

— Вот потому-то мы и спим беспокойно, что не умеем организовать всю работу как нужно.

— Да ведь они сами, сами всё организуют! За время боёв я к ним ни разу не наведывался.

— За это их и награждают, — снова улыбнулся Скляров, указывая на блестевшие эмалью новенькие ордена Красной Звезды, красовавшиеся на гимнастёрках Прокофьевой, Бегинсона и только что вошедшего Сангородского, который явился с посланным за ним Игнатьичем.

Между тем начсанарм, вернувшись после обхода батальона, приказал собрать весь свободный от дежурства личный состав. Борис попросил Льва Давыдовича срочно подготовить к собранию одну из своих палаток, а Игнатьича отправил к Фёдорову с просьбой организовать явку людей, когда все соберутся, доложить.

Медсанбатовцы привыкли по команде собираться быстро, а так как уже несколько дней ходили слухи, что медсанбат скоро должен будет переезжать на новое место, зная, с какими трудностями связан переезд, люди понимали, что следует собраться как можно быстрее. Поэтому не прошло и четверти часа, как капитан Фёдоров доложил, что весь свободный от работы народ находится в сортировке.

На собрании Николай Васильевич Скляров коротко рассказал о проведённой боевой операции, доложил о том, что командование фронта и сануправление остались довольны действиями медслужбы 8-й армии, что среди лучших медицинских учреждений был назван 24-й медсанбат. От имени санотдела армии он объявил благодарность всему личному составу батальона и сообщил, что командир медсанбата по представлению штаба армии командованием Волховского фронта награждён досрочным присвоением очередного воинского звания. С этими словами он вынул из планшетки копию приказа по фронту. В этом документе значилось, что военврачу третьего ранга Борису Яковлевичу Алёшкину за отличную организацию службы во вверенном ему медучреждении — 24-м медсанбате досрочно присваивается звание военврача второго ранга.

Сообщение начсанарма встретили аплодисментами, а ближайшие друзья крепко пожали руку комбата. И лишь один человек, встретившись с Борисом глазами, поздравил его горячим взглядом — Катя Шуйская.

Кстати, скажем об их взаимоотношениях ещё несколько слов. До начала боёв эти двое продолжали встречаться. Для Бориса их встречи были всегда неожиданными, и поэтому, может быть, особенно приятными, но они продолжали оставаться тайными и как бы случайными. Он не знал, кто, кроме известных лиц, подозревал об их близости, но, во всяком случае, разговоров об этом в санбате не велось. Конечно, во время боевых действий они оба были так загружены работой, что в моменты отдыха думали только о том, как бы добраться до постели и заснуть. У Алёшкина, кроме хирургической работы, было много и административной, а Катя подменяла своих наиболее слабых подруг и часто дежурила подряд по полторы, а то и по две смены.

Во время собрания начсандив, прибывший в батальон, сообщил, что он тоже награждён присвоением внеочередного звания военврача второго ранга. После собрания Алёшкин пригласил начсанарма, Брюлина, Пронина и Фёдорова на обед в свой домик. К этому времени он поручил Игнатьичу договориться с Прохоровым и поварами об устройстве праздничного обеда. За столом Николай Васильевич сказал:

— Товарищ Пронин, через несколько дней ваша дивизия отводится в армейский резерв. На передовой её заменит новое, только что прибывшее соединение. Командир дивизии Ушинский желает предоставить бойцам и командирам, старослужащим, участвовавшим в боях, за это время возможность отдохнуть в спокойных условиях. Для этого он просил меня выделить один из армейских госпиталей, чтобы превратить его на 10–12 дней в дом отдыха. Я хотел было это сделать, но осмотрев 24-й медсанбат, своё мнение изменил. В вашем батальоне сейчас имеется столько свободного места, а помещения так хорошо оборудованы, что дом отдыха можно организовать здесь гораздо легче, чем в любом из наших госпиталей. Да и территориально это будет намного удобнее. Дивизия расположится где-то в районе станции Назия, а оттуда до медсанбата значительно ближе, чем до любого госпиталя. Постельным бельём и продуктами мы немного поможем. Ну как, Борис Яковлевич, согласны? — обернулся он к Алёшкину.

— А раненые? — спросил тот.

— Ну, раненых, которых можно эвакуировать, мы, конечно, заберём, а нетранспортабельных придётся доводить до конца. Кстати, товарищ Брюлин, сколько у них таких?

— По-моему, человек около пятидесяти, не больше будет.