Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 2

Прохорову удалось выпросить в армейском интендантстве во временное пользование две сапожные швейные машины, и тогда дело с ремонтом палаток пошло значительно быстрее. Так или иначе, но к концу июля медсанбат имел достаточный палаточный фонд.

Во время пребывания около станции Жихарево использовалось только пять палаток, а все остальные после ремонта и просушки были тщательно упакованы и готовы к передислокации. Вопрос об этом уже назревал: командира и комиссара дивизии несколько раз вызывали в штаб армии, где совместно с ними разрабатывались какие-то планы. Затем к этому делу привлекли начальника штаба дивизии и некоторых из начальников служб.

Наконец, 10 августа 1942 года в штабе дивизии собрали совещание, на котором присутствовал и Алёшкин. Командир дивизии зачитал приказ командующего армией генерал-лейтенанта Старова и доложил план проведения операции, разработанной штабом дивизии. По этому плану выходило, что 19–20 августа 65-я стрелковая дивизия совместно с приданными ей частями начнёт наступление северо-западнее станции Назия в направлении рабочего посёлка № 7, Синявино и далее, к берегам Невы, пытаясь таким образом рассечь блокадное кольцо Ленинграда и изолировать фашистские части, находящиеся в Шлиссельбурге, а в дальнейшем их уничтожить.

На этом совещании командир дивизии сообщил, что одновременно с началом наступления соединений и частей нашей армии начнётся операция и войск Ленинградского фронта, расположенных на пятачке Невской Дубровки. Главная задача, стоявшая перед 8-й армией, а, следовательно, и перед 65-й дивизией, находящейся на острие главного удара, — как можно скорее соединиться с войсками Ленинградского фронта. Командир дивизии разъяснил, что, если это наступление удастся, то оно принесёт большое облегчение осаждённому Ленинграду.

Уже всем было известно, что немецко-фашистские войска летом 1942 года сосредоточили свои главные силы и начали активное наступление на Южном фронте, а 23 июля 1942 года двинулись на Сталинград. По данным разведки, немцы в настоящее время не ожидают активных действий на Волховском фронте, и поэтому даже сняли часть своих сил из кольца блокады для направления под Сталинград.

После совещания у всех появилось приподнято-радостное настроение, все надеялись на успех. Начальник штаба дивизии, полковник Юрченко, оставив Алёшкина у себя, разработал с ним план медицинского обеспечения наступления. Он посоветовал разбить медсанбат на два эшелона, первый выдвинуть в район станции Назия, на место бывшего расположения штаба 50-го стрелкового полка.

— Там остались кое-какие постройки, — заметил он.

А второй — в полусвёрнутом состоянии разместить в небольшом лиственном (осиновом) леске, возле села Путилово, чтобы с развитием наступления перебросить его через первый вперёд и обеспечить таким образом бесперебойный приём раненых.

После разработки этого плана начштаба послал Бориса в санотдел армии, чтобы тот согласовал его с начсанармом и выяснил, каков план обеспечения дивизии госпиталями.

Мы уже говорили о том, что с начала лета 1942 года в санотделе 8-й армии произошли значительные изменения: начсанарм Скляров был переведён в другую армию Волховского фронта, вместе с ним туда же перешли хирург Брюлин и терапевт Берлинг. Вместо них пришли новые люди.

Начсанарм, военврач первого ранга Чаплинский, высокий и черноволосый, на первый взгляд имел вид сурового и строгого человека. На самом деле он оказался очень мягким, нерешительным и слабовольным. Кроме того, раньше он служил начальником медслужбы какого-то соединения Среднеазиатского военного округа и в боевых действиях ещё не участвовал. Впоследствии мы увидим, как личные качества Чаплинского и отсутствие у него боевого опыта отрицательно сказались на работе медслужбы и армии, и дивизий.

Выслушав доклад Алёшкина, начсанарм никаких замечаний не сделал, а на вопрос о госпиталях ответил, что надо рассчитывать на эвакопункт, расположенный в районе Войбокало, который и будет эвакуировать раненых из медсанбата дивизии.

После этого Борис решил познакомиться с новым армейским хирургом. В землянке, занимаемой ранее Брюлиным, он увидел невысокого, светлоголового, с седоватыми висками врача второго ранга. Тот сидел к двери спиной и что-то писал. Голос его, когда он ответил на стук Бориса: «Войдите!», показался Алёшкину странно знакомым. Когда же сидящий обернулся к нему, то Борис чуть ли не вскрикнул от изумления: перед ним сидел не кто иной, как Юлий Осипович Зак, ассистент с кафедры А. В. Вишневского, который вёл их группу, и с которым Алёшкин неоднократно совместно оперировал больных. За время этой учёбы у Бориса с Заком сложились очень хорошие товарищеские отношения.

Когда Алёшкин произнёс уставную фразу о прибытии к армейскому хирургу начсандива 65-й дивизии, Зак вскочил с табуретки и, ещё не разглядев в полутьме землянки вошедшего, воскликнул:

— Это какой же Алёшкин? Неужели тот, который у нас на курсах в 1940 году учился?

Борис улыбнулся:

— Тот самый, Юлий Осипович, тот самый! Ваш ученик.