Зайдя в блиндаж передовой немецкой траншеи, где разместился ППМ 51-го стрелкового полка, Алёшкин порадовался той аккуратности и порядку, которые там царили. В окопе у входа в блиндаж сидело человек пять раненых, ожидающих обработки, столько же сидело и полулежало в небольшом блиндажике, ожидая эвакуации. В блиндаже ППМ находилось несколько носилочных раненых, часть из них была уже перевязана. Старший врач полка, военврач третьего ранга Иванов в этот момент обрабатывал раненого на походном перевязочном столе. Стены блиндажа были закрыты простынями, у одной из них стояла развёрнутая укладка. В углу на маленькой чугунной печурке в стерилизаторе кипели инструменты.
Не было ни сутолоки, ни толкотни, ни растерянности. Борис невольно подумал: «А ведь год войны даром не прошёл! Да и учёба, проводившаяся с врачами полков в течение последних месяцев, тоже помогла». Он похвалил Иванова, и, узнав от него, что фактически все раненые его полка уже обработаны и отправлены в медсанбат, и что сейчас ППМ ведёт обработку раненых из других полков, которые добираются сюда самостоятельно, Алёшкин спросил, где сейчас находится командный пункт штаба дивизии. Узнав, что он расположен в блиндаже второй линии немецкой обороны, отстоящей западнее метров на пятьсот, Борис отправился туда.
Всё это время продолжалась артиллерийская дуэль между нашими и немецкими артиллеристами. Снаряды с шелестом и противным повизгиванием проносились в вышине, затем с уханьем разрывались, наши — километрах в пяти-шести на западе, а немецкие — сравнительно далеко, где-то сзади к востоку.
Вскоре к такой стрельбе привыкаешь и как-то её не замечаешь. Мысли Бориса были заняты тем, как организовать развёртывание полковых медпунктов уходящих вперёд полков. По карте он знал, что за первой линией немецкой обороны начинается ровная площадь торфоразработок, которая будет тянуться до нового лесного массива (места вероятного сосредоточения немцев) километров на шесть-семь, и на ней нельзя ни вырыть землянку, ни поставить палатку. Для того, чтобы помочь старшим врачам полков в выборе более или менее удобного места для развёртывания полевых медпунктов, начсандиву было необходимо догнать наступающие части и решить вопрос на месте.
Внезапно его мысли были прерваны взрывом мины, раздавшимся в 20–30 метрах правее. Сейчас же он услышал вой второй мины. Недалеко от него оказалась воронка от снаряда, он бросился туда и, хотя дно её было заполнено ржавой коричневой водой, не раздумывая, прыгнул вниз и прижался к одной из стенок воронки. Сделано это было инстинктивно, но, оказалось, вовремя. Почти сразу же раздался взрыв второй мины, и над его головой просвистело несколько осколков, врезавшихся в противоположный верхний край ямы.
В течение 15–20 минут, которые Алёшкину показались часами, вокруг его спасительной воронки с воем плюхались в болотистую землю мины. Почти одновременно с падением раздавался громкий лопающийся звук разрыва, а над головой свистели и шелестели осколки, врезавшиеся в землю. Внезапно, как начался, так же и прекратился миномётный обстрел.
Борис выждал ещё минут пять, затем вылез из воронки, кое-как отряхнулся от налипшей грязи и почти бегом припустил к видневшимся траншеям. В них размещались передовые батальоны 51-го полка. Бойцы очищали окопы, поднимали трупы, собирали разбросанное оружие и боеприпасы и насыпали новый бруствер, теперь обращённый в западную сторону.
За более чем полугодовое сидение в этих окопах немцы их основательно обжили, прорыли дренажные канавы, сделали настилы и обшили досками стенки, использовав для этого разрушенные ими бараки и жилые дома рабочих посёлка торфяников. Офицерские блиндажи они отделали совсем как комнаты, соорудив над ними накаты из брёвен, шпал и рельс узкоколейки, которых на торфоразработках имелось порядочно.
В одном из таких блиндажей Алёшкин и нашёл наблюдательный пункт командира дивизии. От адъютанта он узнал, что сюда только что вернулся и комиссар. Адъютант доложил о прибытии начсандива, и последний был немедленно принят.
Командир и комиссар находились в возбуждённо-радостном настроении, также выглядел и начальник штаба дивизии. Комдив предложил Борису присесть на скамейку и немного подождать, пока комиссар дивизии не расскажет о своей поездке. А тот, видимо, продолжая начатый только что рассказ, говорил: