Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 2

— Здравствуйте, пожалуйста! Мы тут от раненых задыхаемся, а хирурги, видите ли, отсыпаются… Как в санатории!

При этих словах Картавцев вскочил и стал торопливо оправдываться, что он заснул, вероятно, у стола, а каким образом очутился на этих чёртовых носилках, понятия не имеет, да и спал-то он несколько минут.

— Хороши минуточки! — опять взялся за него Лев Давыдович. — Последнего раненого обрабатывали, ещё двенадцати часов не было, а сейчас уже скоро пять!

При этих словах Николай Васильевич, повернувшись лицом к операционной, увидел, что там кто-то работает. Он откинул одну из простыней: на всех столах лежали раненые, трое были уже хирургически обработаны, около одного из них возились санитары и перевязочная сестра, помогавшая переложить его на носилки. На последнем, четвёртом столе ещё шла работа.

У раненого была почти полностью оторвана стопа, она держалась на одном ахилловом сухожилии и, хотя стопа вместе с частью сапога была самым тщательным образом прибинтована на своё место, Борис Яковлевич после снятия повязки сразу понял, что оставлять ногу в таком положении нельзя. Он решил убрать уже омертвевшую стопу, по возможности очистить рану культи от осколков костей и обрывков тканей, перевязать на всякий случай крупные сосуды, но не производить настоящую ампутацию.

— Пусть так едет в полевой госпиталь, а там уж ему и сделают хорошую культю, — сказал он вопросительно смотревшей на него Шуйской.

По её указанию санитары быстро разрезали голенище сапога и штанину раненого, а Алёшкин тем временем ножницами пересёк ахиллово сухожилие, после чего стопу и сапог санитар унёс из операционной. Из рваной, размозжённой культи голени кровотечения почти не было. На счастье бойца, после ранения к нему быстро подоспел санинструктор и наложил жгут, приладив стопу на место. По прибытии в медсанбат жгут сняли, а так как кровотечение не возобновилось, то больше и не накладывали. Теперь предстояло найти в крошеве из мелких костей и обрывков тканей два крупных артериальных ствола, проходящих в нижнем отделе голени, и перевязать их. Затем осторожно убрать всё нежизнеспособное и, очистив рану, наложить на неё повязку с мазью Вишневского. Конечно, предварительно следовало провести обезболивание. Как всегда в таких случаях, Борис провёл футлярную анестезию 25-процентным раствором новокаина.

В тот момент, когда Картавцев заглянул в операционную, Алёшкин уже закончил перевязку обеих артерий, отсёк размозжённые участки мышц и убрал кусочки костей.

Раненый, молодой веснушчатый паренёк, жаловавшийся на сильные боли в пальцах ноги, после новокаиновой блокады успокоился и сейчас тихо лежал, ожидая конца операции. Он ещё не представлял себе, что у него, по существу, нет уже одной ноги. Но так было со многими, которых Борис оперировал в течение истекшего года. Ампутации приходилось делать довольно часто. Во-первых, потому, что раны, забитые осколками костей и некротизированными тканями, представляли опасность возникновения гангрены или сепсиса, что грозило или ещё более тяжёлой операцией, или, что бывало, к сожалению, чаще, смертью. Во-вторых, потому, что техника хирургии была в то время, в особенности в полевых условиях, далеко не совершенной. Да ведь нужна была и скорость обработки раненых.

В 1980-х годах XX столетия, если бы человек с такой травмой попал в больницу скорой помощи, то при современной технике, умении проводить швы на тончайших сосудах и нервах, может быть, этому пареньку и удалось бы спасти ногу, но это потребовало бы многочасовой операции с участием нескольких хирургов в достаточно оснащённой технически операционной. Ну, а если массовые ранения в таких же условиях пришлось бы обрабатывать сейчас, — невольно спрашиваем себя мы, — как бы поступили мы? И подумав, ответим: наверно, так же, как и сорок лет назад.

Картавцев, опустив занавеску, тихо спросил Сангородского:

— И давно здесь начсандив?

Тот усмехнулся:

— Да уж, наверно, часов пять. Я за ним пришёл, он приказал позвать, как только машина из 41-го полка прибудет… Так что вы, батенька, в самый раз проснулись!

Затем Лев Давыдович отодвинул край простыни и довольно громко сказал:

— Товарищ начсандив, машина из 41-го полка пришла.

Алёшкин поднял голову, его осунувшееся лицо и уставшие глаза, ещё не совсем отрешившиеся от только что закончившейся операции, немного непонимающе взглянули на говорящего. Затем, видимо, осмыслив сказанное, он повернулся к Шуйской:

— Ну, ты, Катюша, тут сама управляйся. Положи повязку с мазью Вишневского, обуй ему ногу в шину Крамера и отправляйте его дальше… Ну, пока, браток, поправляйся! — похлопал он по гимнастёрке раненого.

Тот взглянул на хирурга и слабым голосом произнёс:

— Спасибо, доктор… Нога-то будет?

— Ну, брат, нога будет не полностью, стопа-то у тебя здорово подгуляла… Пришлось убрать кусочек, так что останется не вся нога.