Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 2

Выйдя из госпитального взвода, Борис задумался над словами Зинаиды Николаевны. «В самом деле, что-то делать надо, но что… Землянок здесь не отроешь, это не Карельский перешеек, да и не спасёт землянка от прямого попадания бомбы. А у немцев воздушных сил здесь опять прибавилось. Хорошо, что они только днём летают, как по расписанию,» — думал Алёшкин, направляясь в штаб батальона.

В небольшой бревенчатой избушке, наполовину врытой в землю, из-за чего под досками пола постоянно хлюпала вода, кроме Скуратова, сидели два писаря. Увидев входящего комбата, они встали и, попросив разрешения, вышли.

Алёшкин остался с начальником штаба один на один. Тот в это время стоял около довольно большой ученической географической карты, изображавшей Советский Союз, и передвигал по ней «линию фронта». Так называлась толстая чёрная нитка, натянутая на булавках, расположенных на расстоянии три-пять сантиметров одна от другой.

Борис посмотрел на эту противную чёрную линию. Крошечный её участок, который соответствовал Волховскому фронту, уже довольно давно был неподвижен. Также застыли булавки в изгибах фронта северо-западнее Москвы. А вот зато на юге, видимо, происходило что-то необычайное.

За эти три недели, проведённые в тяжелейшей, напряжённейшей работе, Борис не успевал читать центральных газет, поступавших с большим опозданием, не читал и сводок Информбюро, ежедневно доставлявшихся из политотдела дивизии. Он был слишком занят бурными событиями, происходившими рядом с ним, где от него требовались не только знания, ум и сообразительность, но и напряжение всех физических и духовных сил. Так что, если выпадали минуты-часы отдыха, он сразу же проваливался в глубокий сон, а проснувшись, снова вынужден был кипеть в котле окружавших его событий.

Он, конечно, слышал об успешном начале нового наступления немцев где-то к югу от Москвы, но представить себе масштабы сумел лишь в те минуты, когда увидел, куда переместилась эта проклятая чёрная нитка.

Разглядывая то, что изобразил этой ниткой на карте Скуратов, Борис невольно спросил:

— Неужели они сумели так далеко пройти? А как же приказ № 227?

Скуратов ответил:

— Одним приказом их не остановишь. Тут что-то повесомее надо, чего, наверно, ещё нет.

Алёшкин ещё раз прочел в лежавшей на столе сводке, какие пункты оставлены Красной армией в течение последних дней, и с ужасом убедился, что на сегодня, на 20 августа 1942 года, на юге линия фронта проходит по восточному берегу реки Дон, около станицы Вешенской, городов Серафимович и Калач-на-Дону. На Северном Кавказе в руках фашистов оказались такие города, как Краснодар, Майкоп. Враг находился около Моздока, Новороссийска. Под угрозой захвата оказалась и Кабардино-Балкарская ССР. «Так ведь это же завтра, а может быть, уже сегодня фашисты будут в Александровке! — с ужасом понял Борис. — Что же будет с моей семьёй, что будет с Катей? Неужели они не успеют эвакуироваться? А как эвакуироваться, на что? Ведь у них и денег-то нет…» Он порывисто спросил Скуратова:

— Мне писем не было?

— Нет, товарищ командир, не было, — как-то виновато ответил тот.

Алёшкин закурил и снова обернулся к начальнику штаба:

— Неужели их не остановят? Неужели у нас уже нет сил?

— Остановят! — уверенно ответил Скуратов. — Обязательно остановят. И не только остановят, но и погонят назад, да ещё как погонят-то!

Борис посмотрел на посуровевшее лицо старого коммуниста (Скуратов был членом партии с 1918 года), и, невольно устыдившись своей слабости, уже более спокойным тоном сказал:

— Я в душе тоже в этом уверен, но уж больно тяжело сознавать, что фашисты так далеко забрались, что даже семья, живущая за тысячи километров от западных границ, находится под ударом. Наверно, ещё плохо мы умеем воевать, вот и здесь ничего не добились… Ну, да ладно. Я эти дни всё больше в операционной работал, расскажите, как у нас тут дела, ведь вы вчера в штабе дивизии были.

Алёшкин говорил «вчера», потому что пока он «отдыхал», прошло уже порядочно времени и перевалило за полночь.

Скуратов тоже закурил и уселся напротив Бориса: