Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том 1

Алёшкин только покачал головой, но выяснять подробности не стал. Мысли его в этот момент были заняты теми несколькими нетранспортабельными ранеными, которым предстояло выдержать повторные операции и ежедневно переносить мучительные перевязки, а в дальнейшем ещё и переноску на носилках на расстояние почти 15 километров. Кстати сказать, один из санитаров предложил для переноски новое приспособление. Выслушав его и изготовив это приспособление, Борис убедился в его целесообразности. Заключалось оно в следующем: каждому санитару-носильщику выдавался сшитый из брезента ремень, который надевался через плечо, и в его нижний край вставлялась ручка носилок. Одни носилки несли четыре человека, причём в таком случае вся тяжесть носилок ложилась на эти лямки, а, следовательно, на плечи несущих, и в то же время носилки находились внизу на уровне вытянутой руки. Как потом все убедились, такой способ переноски на длительное расстояние позволял обходиться без отдыха.

Но пока все эти раненые ещё находились на старом месте и требовали особого внимания. В основном, это были раненые в конечности. Они находились в госпитале более двух недель, и у них появились осложнения. У некоторых развилась тяжёлая форма остеомиелита, у двоих дело дошло до гангрены, и стоял вопрос об ампутации как единственном способе спасения жизни.

Одному из них, мальчишке лет девятнадцати, предстояло не просто ампутировать левую руку, но, так как гангренозные явления распространились с плечевого пояса на мышцы грудной клетки и лопаточной области, то следовало удалить всю конечность с лопаткой и плечевым суставом. Этот раненый имел начальные явления гангрены ещё при поступлении. Обрабатывавший его хирург ограничился рассечением мышц предплечий, где находилась загрязнённая рана, обработкой краёв раны и наложением гипсовой повязки. В первые дни пареньку стало полегче, боли в руке стихли, температура не поднималась выше 37,5. Его стали готовить к эвакуации. Внезапно температура подскочила до 40, эвакуацию отменили, раненого перевели в разряд нетранспортабельных, назначили стрептоцид, внутрь ввели противогангренозную сыворотку, но температура продолжала скакать. Тогда его показали Алёшкину. После снятия повязки и осмотра всей конечности Борис пришёл к выводу о необходимости ампутации верхней трети плеча. Раненый категорически протестовал, не помогали ни уговоры врачей и замполита Павловского, которому Алёшкин объяснил всю тяжесть положения, ни советы товарищей по палатке. Вследствие этого было потеряно ещё два дня. Теперь, когда вся рука отекла, стала синюшно-багрового цвета, при пальпации под кожей слышался характерный скрип в области плеча, а сам раненый находился в бессознательном состоянии, предстояло сделать очень сложную, гораздо более тяжёлую и травматичную экзартикуляцию всей верхней конечности.

Борису ещё не приходилось проводить такие операции, а больше было некому. Вызвать армейского хирурга для этого не хватало времени, он бы опоздал. Алёшкин, за полночи проштудировав захваченный ещё из дому учебник оперативной хирургии Шевкуненко, назначил себе ассистентом одну из молодых врачей-ординаторов, приказал операционным сёстрам Журкиной и Шуйской готовиться и затем приступил к операции. Он понимал, что шансы на спасение жизни этому бедному малому очень небольшие, но без операции раненый погибнет в следующие сутки, а может быть, и раньше. Конечно, ампутация проводилась под местным обезболиванием, как и всё, что делал Алёшкин во время войны. Была сильна установка А. В. Вишневского, освоенная в 1940 году. Эфирного наркоза раненый и не вынес бы.

На проведение этой операции потребовалось много сил, нервов, терпения и мобилизации всех знаний и опыта как самого Алёшкина, так и всех его помощниц. Спустя два часа, когда она была закончена, все сосуды перевязаны, рана обильно орошена антигангренозной сывороткой, засыпана порошком белого стрептоцида, ушита провизорными швами и, наконец, забинтована, раненого отнесли в землянку и оставили с ним специальную медсестру, только тогда Борис почувствовал, как сильно он устал физически и морально, ведь молодого, хорошо сложенного человека он превратил в полного калеку. Деформированный плечевой пояс, по существу, отсутствие его с одной стороны, делало фигуру человека неправдоподобно уродливой.

Симочка (так называли молоденькую врача-ординатора, ассистентку Бориса) не могла удержать слёз при виде обезображенного в результате их операции тела. Навёртывались слёзы на глазах и у медсестёр, обязан был сдерживаться только Борис.

Как ни жалко было ему этого парня, но он очень надеялся, что хотя бы сохранил ему жизнь. «Уродливая фигура — это уже второй вопрос, жизнь ведь всё-таки дороже всего!» — так думал и утешал себя Алёшкин. Однако в глубине души он пока не был уверен в положительном исходе своей операции.