Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том 2

— Да нет, я не устала, я только один раз сходила. Мы привели пятерых, и Журкина меня здесь оставила, было много работы, а затем я часов с четырёх до восьми поспала. Ты-то как?

— Я здоров, а вот Игнатьич говорит, что Джека нет.

— Да я уж знаю, он и мне сказал. Я, признаться, уж и всплакнула о нём. Жалко… Но тут сейчас столько работы, что не о нём, а об этих людях думать надо. Ранения несложные, тяжёлые давно уже померли, в подвалах полно мертвецов. А эта вот, — она кивнула головой на стол, — выжила, но как дальше, не знаю. Все они так истощали, прямо кожа и кости, хуже, чем под Ленинградом! Некоторые недели по две ничего не ели.

Этот разговор происходил в то время, пока Борис мыл руки. Когда он закончил и обработал руки спиртом и йодом, надел при помощи одной из сестёр стерильный халат, перчатки, маску и подошёл к одному из операционных столов, около которого стояла уже успевшая обработаться и экипироваться Шуйская. Он поразился, увидев на столе худенькую маленькую девочку, раненую в живот. Снаружи ранка была невелика и уже покрылась корочкой, по форме ранение было осколочное. Но кто его знает, что мог натворить этот осколок там, внутри. Нужно было делать диагностическую лапаротомию, обследовать брюшную полость, произвести необходимые манипуляции с её повреждёнными органами, а Борису было просто страшно дотрагиваться до этой девочки, такой она казалась хрупкой.

Конечно, ни о каком наркозе не могло быть и речи — она бы его не выдержала. Между прочим, именно поэтому Минаева, всегда оперировавшая на брюшной полости с эфирным наркозом, не стала заниматься этой раненой. Все уже знали, что майор Алёшкин может сделать самую сложную операцию под местной анестезией, он это доказывал не раз.

Девочка, очевидно, очень боялась, но даже плакать была не в силах, лишь испуганно смотрела на хирурга большими голубыми глазами. Борис, чтобы успокоить её, обратился к ней по-польски:

— Добрый день, панна. Как вы себя чувствуете?

В глазах девочки мелькнула радостная искорка. Вместо ответа она спросила:

— Вы поляк? Вы меня не убьёте?

— Я, хотя и не поляк, но постараюсь вам помочь. Вы мне тоже помогите. Будем вместе лечить вас, хорошо?

Девочка кивнула головой, но на лице её отразилось недоверие.

— Сколько вам лет?

— Восемнадцать.

— Сколько?!!

— Восемнадцать, исполнилось ещё в январе.

Борис взглянул на Шуйскую, которая, очевидно, поняла их разговор. Она вздрогнула от ужаса, и на глазах её показались непроизвольные слёзы. Повернув лицо к перевязочной сестре, она попросила вытереть их.

Борис был поражён — перед ним лежал скелетик, обтянутый кожей. На вид девочке было самое большее лет двенадцать, и вдруг — восемнадцать… Он снова спросил:

— Когда вы были ранены?

Пациентка задумалась на несколько мгновений, потом ответила:

— Наверно, недели две тому назад.

— Где вы находились?

— В подвале.

— Что ели?

— Ничего… Пила воду из лужицы на полу.

Борис задумался. Затем аккуратно ощупал живот раненой и справа, ближе к тазовой области, нашёл небольшое уплотнение. Прослушал сердце, посчитал пульс. Он был очень слабый и неровный. Попросил перевязочную медсестру измерить давление, оказалось, 90/50. Но главное, что шока не было. И всё же делать диагностическую лапаротомию, даже под местной анестезией, казалось крайне опасным. Борис решился нарушить медицинский канон, существовавший в то время при проникающих ранениях брюшной полости — «в любых случаях лапаротомия». Он приказал присыпать рану стрептоцидом, перевязать её, а на область уплотнения положить повязку с мазью Вишневского. Затем поручил одной из сестёр вызвать санитара и отнести раненую в терапевтическое отделение, назначил глюкозу капельным способом и полный покой, а часа через два дать ей ложки две-три крепкого бульона. Сестра вызвала санитара. Эго был здоровый парень из нового пополнения, не попавший в строевую часть по зрению. Григорьев (фамилия санитара) не стал перекладывать раненую девушку на носилки, он просто взял её, завёрнутую в простыню, как маленькую, да так, на руках, и отнёс в терапевтическое отделение.

Впоследствии Борис рассказывал своим коллегам, что операция этой девушки, даже под местной анестезией, явилась бы настолько тяжёлой, что она вряд ли бы её перенесла. С момента ранения прошло уже более двух недель, но общий перитонит не развился, значит, очевидно, поражение слепой или тонкой кишки было незначительным, и воспаление в брюшной полости локализовалось. Это подтверждал небольшой размер инфильтрата, который он нащупал. После ранения девушка две недели ничего не ела, да и до ранения голодала, поэтому он решил предоставить ей покой, помочь мазью Вишневского рассасыванию инфильтрата, давать сульфаниламидные препараты, поддержать силы больной вливаниями глюкозы и постепенно усиливать питание.

Забежав вперёд, скажем, что Ядвигу, так звали эту девушку, удалось спасти, и когда госпиталь уже покидал Грауденц, она была вне опасности и могла даже сидеть на постели.