Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том 2

— Не волнуйся, всё хорошо, за завтраком расскажу. Поляки — толковые медики, всё делают неплохо, хотя и не так скоро, как мы, да и не по-нашему. Это ничего, самое главное, что у нас теперь практически переработки нет. Я хотела после завтрака поспать, да Тоня Мертенцева сказала, что она где-то там в подвале склад одежды нашла и сейчас с людьми туда собирается идти. Я тоже пойду, может быть, что-нибудь себе и тебе найду. У тебя ведь бельё-то совсем износилось, а когда новое дадут, ещё неизвестно. Потом отдохну.

— Только ты побыстрее. Да поосторожней там, а то мы с Тоней вчера под обстрел попали, так еле успели спрятаться.

— Ну, об этом не беспокойся. Фашисты белый флаг выкинули, нам Павловский об этом ещё в шесть часов сказал. Слышишь, как тихо?

— Верно, а я и не заметил. Слушай-ка, у нас радость!

— Какая радость?

— Сейчас увидишь. Джек! — крикнул Борис.

Собака выбралась из-под кровати. Пёс немного обсох, облизался, стал почище, но всё равно выглядел очень неважно.

— И где он только пропадал?

Катя подбежала к Джеку, несмело помахивавшему хвостом, погладила его и спросила:

— Тебя хоть покормили?

— Ну конечно, — улыбнулся Борис, — только вот никак не пойму, где он пропадал.

Катя улыбнулась:

— Ничего-то вы, мужчины, не понимаете! Ведь весна сейчас. Ну вот, встретил какую-нибудь военную подругу и бегал за ней, высунув язык. Смотри, какой избеганный. Только почему он в этот раз её с собой не привёл? Помнишь, как Сильву под Кривой Лукой?

Борис хлопнул себя рукой по лбу:

— Да, как же я об этом раньше-то не догадался! Ну гуляка, ну прохиндей! Иди уж, отдыхай!

Джек послушно юркнул под кровать, неся в зубах довольно большой кусок тушёнки, который ему успела сунуть Катя. На крыльце послышалось лёгкое покашливание Игнатьича, которым он всегда сопровождал своё появление. У Бориса мелькнула озорная мысль:

— Слушай, Катя, давай-ка его разыграем!

— Как?

— А вот сейчас увидишь.

После завтрака Борис собирался в операционную, но в этот момент услышал тяжёлые шаги Игнатьича, поднимавшегося на крыльцо. «Наверно, опять основательно выпил», — подумал он. В последнее время, особенно после похорон Джека, Игнатьич стал чаще выпивать, и Борису захотелось проучить старика.

Дверь открылась, в кухню вошёл Игнатьич. По его покрасневшим щекам и блестящим глазам было видно, что с очередной бутылкой шнапса он познакомился довольно близко.

— Товарищ майор, вы уже позавтракали?

— Да, мне принесли, да больно много! Половину только съел, что с остальным делать, не знаю. Джеку, что ли, отдать?

— Какому Джеку, вы что, товарищ майор? — недоумённо глядя на Бориса, спросил Игнатьич. — Джека же ведь нет…

— Нет? Разве?

— Ну конечно, вы что, забыли? Совсем заработались!

— Да нет, я-то помню, а вот ты что-то зарапортовался.

Игнатьич, понимая, что он не совсем в себе — как-никак, а выпивки на его долю досталось порядочно — виновато развёл руками и смущённо повторил:

— Да нет у нас никакого Джека! Убили его, сам я его и похоронил, — и он смахнул слезу со щеки, которая там показалась.

Борису стало жаль старика, и он громко крикнул:

— Джек, а ну вылезай сюда, покажись-ка.

Игнатьич с ужасом взглянул на своего начальника, почти совсем протрезвел, но всё же заметил, как из-под кровати почти выполз, замирая от стыда и страха, с поджатым хвостом, пёс. Когда же старик его увидел, то не мог сдержать крика:

— Господи, Боже мой, это же Джек! Откуда ты? Ведь я тебя даже в плащ-палатку завернул, когда хоронил. Как же ты выбрался?

— Что ты, Игнатьич, как могла похороненная тобой собака из могилы выбраться? Значит, ты не его похоронил.

— Да как же? Правда, голова у него была прострелена так, что морду-то было трудно разобрать… Но по всему остальному это был прямо Джек! Эх ты, чертушка! Это опять твои весенние штучки. На этот раз подруги с собой не привёл, как в Кривой Луке. Ну и грязный же ты, где же ты носился-то? И как уцелел при таком обстреле? Ну уж теперь, шалишь, при каждом переезде я тебя на цепь буду брать. Сколько я пережил из-за тебя! Ну, иди ко мне, ладно уж, не бойся, иди.

Джек, поглядывая на Бориса, робко подошёл к Игнатьичу, потёрся головой об его ноги и так умильно поглядел на старика, что тот не выдержал. Обнял его, как час назад сделал это же хозяин, и сказал:

— Ладно уж, подлец! Идём, я тебе поесть дам, а уж потом, как хочешь, вымою. Благо хозяева нам вон ванну оставили. С мылом, так и знай!

В это время дверь отворилась и в ней показался Добин, как всегда, дежуривший по госпиталю:

— Товарищ начальник, к нам подъехали две машины с ранеными поляками, их привёз какой-то майор медслужбы, требует, чтобы мы их приняли.

— Сейчас я выйду, — Алёшкин накинул шинель и выбежал во двор, оставив Игнатьича и Джека улаживать свои отношения.

Около ворот стоял незнакомый майор медслужбы, а за ним две грузовых машины, в которых сидело человек тридцать раненых.

— В чём дело? — спросил Борис.

— Вы начальник госпиталя № 27? — вопросом на вопрос ответил майор.

— Да, я, а что вы хотите?

— Отойдёмте куда-нибудь, я вам всё расскажу.