В глазах Арис вспыхнула настоящая человеческая боль.
Граф довольно расхохотался:
– Теперь ты знаешь, кто я. И ты знай, кто ты. Я – вампир, а ты – зомби. Но с этой минуты, Арис, ты будешь зомби с проснувшейся памятью. И такой же будет Катрин.
И в ту же самую минуту Катрин вздрогнула, будто ее позвали.
– Смотрите, сколько книг, – отвлек ее голос Иона.
Она стояла в светлом помещении, стены которого были заняты книжными стеллажами до самого потолка.
Катрин посмотрела на Иона и удивилась тому, когда он успел переодеться. Он был уже не в охотничьем костюме, профессорская мантия свисала до пола с его плеч.
– Как же теперь вас называть? – спросила весело Катрин.
– Только профессором, – ответил важно Ион. – Я таковым и являюсь. При всей моей скромности вынужден сказать, что после графа я второй господин на свете по уму и знаниям. Но это так, для сведения. Граф больше по своей натуре первооткрыватель, а я – носитель всех мудростей.
Катрин шла мимо стеллажей, вслух читая фамилии авторов на обложках книг. Важный Ион вышагивал рядом.
– Частенько я кой-кому из них подсказывал, нашептывал в левое ухо, – говорил Ион, забывшись.
– Что, и Сервантесу? – засмеялась Катрин.
– Отчего бы нет?
– Так он же когда жил!
– Да я не про того Сервантеса, а есть другой. Впрочем, у него чуть другая фамилия. Но это не имеет никакого значения, потому что я хотел сказать, что и сам балуюсь пером.
– Ой, покажите же какую-нибудь свою книгу, – живо попросила Катрин.
– Пожалуйста! – Ион тут же извлек толстый фолиант, положил на стол и раскрыл.
Катрин с любопытством заглянула в книгу и разочарованно проговорила:
– Так это не английский язык.
– Совершенно точно заметили, – сказал Ион, скрестив на груди руки и нагнав на лицо профессорскую важность.
– А какой же? – спросила любопытная Катрин.
– Ионийский, – сказал Ион.
– Я не слышала о таком языке.
– Вы и не могли слышать.
– Кто же на нем говорит?
– Я.
– А еще кто, кроме вас?
– Кроме меня, никто. Только я один.
– Но такого быть не может!
– Очень даже может. Вы же слышали о языке эсперанто? Ну вот. Искусственный, то есть придуманный язык. Если придумали эсперанто, почему нельзя создать ионийский язык? Логично? Я однажды на досуге задумался над этим вопросом и тут же взялся за дело.
– Вы написали эту книгу на языке, который, кроме вас, никто не знает?
– Совершенно точно!
– А зачем? Ведь никто не прочитает. Насколько я понимаю, книги пишут для того, чтобы их читали.
– Так поступают все писатели, но не я.
– Прошу простить меня, но я не понимаю.
– Я уже говорил, что являюсь носителем всех мудростей.
– Тем более!
– Какой же я буду носитель, если эту книгу будут все читать? Логично? Получается, что я один знаю все мудрости.
– А граф? – спросила Катрин.
– Что граф? – раздался голос.
В дверях стоял граф. С криком радости Катрин бросилась к нему, прижалась, и граф невольно обнял ее. Она лепетала какие- то детские слова и плакала от неожиданного счастья.
Граф стоял, уставясь в пустоту, и руки его, словно сами по себе, крепко обнимали Катрин.
– Успокойся, я приехал.
Голос был не суров, и лицо было не злобно.
«Я не проявляю слабость, – утешал себя граф. – Я поступаю правильно, отложив роковой для нее час. Зачем же тогда я разбудил мозг и сердце Арис? Пусть Катрин пообщается с ней, узнает кое-что. Арис разбудит в ней страх и отчаяние. И пусть этот страх томит Катрин несколько дней. Разве плохо придумано? Думаю, что очень даже остроумно. Поэтому я могу пока вести себя с Катрин также, как и прежде».
Но на самом деле граф обманывал сам себя. Он не смог бы в эту минуту погубить Катрин, столько в ней было трогательного доверия.
– Мы поужинаем вместе? – спросил он Катрин.
– Да, да, – ответила она с неподдельной радостью, как ребенок.
– Я жду тебя в столовой. Арис проводит.
Граф поцеловал Катрин в щеку и удалился.
– Продолжим нашу ученую беседу? – спросил забытый Ион.
– В другой раз, – ласково сказала Катрин.
Она поспешила в свои покои и тут же вызвала Арис, чтобы та помогла приготовиться к ужину. Катрин хотела выглядеть неотразимо и тем осчастливить графа.
Арис молча помогла ей принять ванну, потом разными мазями натерла тело и причесала волосы.
Уже одевшись в вечернее платье, Катрин спросила Арис:
– Это правда, что говорил садовник?
Арис молчала, поправляя госпоже спинку платья.
– Ты же слышала, Арис, что он говорил о тебе. Скажи, что это неправда.
Арис ничего не ответила. Закончив с платьем, девушка отошла в сторону и приняла свою обычную выжидательно-покорную позу. Катрин полюбовалась своим отражением в зеркале и обернулась к Арис. Та стояла, опустив глаза.
– Почему не отвечаешь? Я приказываю ответить, правда ли, что ты робот?
Катрин подошла ближе к Арис. Та подняла на госпожу глаза, и Катрин онемела. Она увидела в глазах Арис такую боль, что ей стало страшно. Это были живые, выражающие внутреннюю муку, глаза.
И сама не понимая почему, Катрин торопливо сказала:
– Иди.
Потом она спохватилась:
– Проводи меня в столовую.
Проходя по коридорам в сопровождении Арис, Катрин молчала. Молчала и Арис. И только в дверях столовой Катрин спросила Арис, догадавшись:
– Ты не можешь говорить?