Необыкновенные приключения юных кубанцев

- В холодрыгу долго и не понаблюдаешь, разве что из окна хаты. Кто у нас живет там ближе всех к амбару? - Борис посмотрел на Федю.

- Если имеешь в виду Клаву, то их хата далековато, я уже думал. Вот Иринка - их двор почти напротив.

При упоминании этого имени Рудик вздрогнул и живо повернулся к говорившему:

- Ир-ринка? Это какая же?

- Уже и забыл? А помнишь, летом на ерике... - усмехнулся Миша.

- Ты ей тогда еще и письмо накатал. Клава мне по секрету говорила, что оно очень ее взволновало, - не Клаву, конешно. Иринка долго мучилась - идти или не идти к тебе на свидание; но гордость пересилила.

- Сурьезно?.. - Эта новость не на шутку и его взволновала. - Она мне тогда крепко в душу залезла... Я бы и теперь не прочь с нею задружить!

- Знаем, как ты дружишь! Не вздумай!.. - поморщился Федя.

- Да ты че ровняешь! Это же не Нюська, я бы ее ни в жисть не обидел, честное слово, - горячо заверил недавний блудник.

- Зарекалась свинья дерьмо жрать, да никто не верил! И правильно делали, воще...

- А теперь Клава еще и порассказала ей, что ты за гусь. Так что ничего у тебя не выйдет!

- Ладно, насчет амбара мы еще поговорим. Сходим и прикинем на месте. А щас продолжим игру, - предложил Ванько.

В нашем повествовании уже несколько раз упоминалось о взаимоотношениях Рудика с Иринкой; приспело время остановиться на них подробнее. Случилось это в начале лета на ерике. Нанырявшись с вербы до посинения, Рудик с Мишей улеглись согреться-позагорать на берегу. Вовсю сверкало июньское солнце, в вербах попискивали пичуги, сплетая на кончиках веток уютные висячие гнезда; от воды тянуло свежестью и тонким ароматом цветущих поблизости желтых водяных петушков. Блаженно-дремотный покой загорающих потревожен был визгом девчонок, раздевавшихся неподалеку и - кто боязливо, кто с разбегу осваивавшихся с водой.

Когда шумная орава уже беспечно плескалась на мелководье любимого лягушатника, Миша, натянув трусы, незаметно подкрался к кучке пестрой одежи, прихватил платье поцветастей и незамеченным отполз обратно.

Платье оказалось сарафаном, то есть без рукавов, что несколько нарушило план, предусматривавший "завязать сухаря".

- Может, на подоле? - спросил он совета у приятеля. - С примочкой...

- Материя красивая... Может, не будем жмакать? - пожалел Рудик. Подразним немного и все.

Миша согласился, и они стали ждать, пока хозяйка накупается.

Спустя полчаса звонкое девчоночье племя высыпало на берег. Одни, стуча зубами, сразу же стали одеваться; некоторые - прыгали на одной ножке, наклонив голову и пытаясь вылить попавшую в ухо воду. Кто-то из них заметил наблюдавших из-за кустика пацанов, визгом оповестил остальных; похватав одежду, стайка упорхнула одеваться на безопасное расстояние. Лишь одна купальщица растерянно озиралась, не найдя сарафана и не зная, что же делать.

- А она ничего, - заметил Рудик. - И на мордочку, и вобще... Кто такая, не знаешь?

Миша, мочаливший в зубах длинную травину, обильно чвиркнул сквозь верхние резцы, ответил безразлично:

- Не нахожу ничего особенного... А вижу впервой. Отдадим, что ли?

- Дай-ка я сам... Нужно познакомиться.

Поднялись и, ухмыляясь, стали приближаться. Незнакомка хотела было убежать к уже одетым подружкам, но, узнав свой сарафан, осталась.

Подойдя ближе, Миша вряд ли изменил свою оценку, тогда как Рудик, уже начинавший "замечать" девочек, нашел, что сблизка незнакомая и впрямь симпатяшка: стройная, светловолосая, голубоглазая, с "мордочкой", от которой не оторвать взгляда. Ровесница, прикрыв ладошками довольно крупные луковицы грудей, смотрела на него без страха, но осуждающе и с презрением.

- Не твой, случайно? У кутенка отняли. - Он встряхнул сарафан, повертел, как бы давая возможность опознать. В то же время бесцеремонно, если не сказать - внаглую, изучал хозяйку, отчего миловидное личико ее стало пунцовым.

- За дурочку принимаешь!.. Отдай сейчас же, бессовестный!

Не просьба - требование. Гордая, подумал Рудик. И стыдливая. Нашенская не стала бы краснеть да прикрываться - давно бы выхватила и удрала.

- Пожалста! - Он подошел вплотную, протянул сарафан. Когда же та попыталась схватить, отдернул руку.

От Миши не ускользнула поспешность, с какой она тут же снова прикрыла ладонью оттопыренный коричневый сосец. Когда же Рудик предложил всерьез, поднеся одежку к самому носу, а она потребовала положить и обоим исчезнуть, это его задело, и он сказал:

- Под-думаешь, цаца какая, воще!.. - И добавил презрително: - Больно нужно нам смотреть на твое вымя...

У жертвы от обиды и унижения повлажнели глаза.

- Не обращай на него внимания, он вобще грубиян! - Сказав так, посоветовал сочувственно: - Я выполню твой приказ в точности, но за это ты скажешь, как тебя звать. Идет?

В ответ - косяк, полный презрения.

- Не скажешь, как звать, - потопаешь домой в одних трусах! - припугнул "грубиян". - Идем, повесим на вербу и нехай достает, воще, как хочет.

- Я скажу... - пошла на уступки девчонка, испугавшись.

- Ну так бери! - Рудик вернулся и положил сарафан к ее ногам. - Или скажи имя и мы исчезнем.

- Помоги надеть...