Необыкновенные приключения юных кубанцев

- Отличный супец! - не согласился Ванько. - Да еще и со с мясом. У вас вроде и худобы никакой не видно.

- Была и худоба, да кончилась. Бычка променяла на кукурузу, коровку-кормилицу забрали немцы. Пришлось, хоть и жалко было до слез, извести и овечку. Ее да с пяток кур засолила в кадке, упрятала в погреб. Вот и тянутся понемножку - и мясцо, и соль.

- Теть Лена, - управившись с добавкой, поинтересовался, на всякий случай, Ванько, - вам, случайно, не знакома такая фамилия: Голопупенко?

Сережа прыснул, а мать сказала:

- Что-то вроде знакомое... Нет, не припомню. Тебе зачем?

- Я как-то познакомился с ихним пацаном. Я с Тамарой и он убежали тогда из казаматки. А вот адрес, где живет, спросить не додумался.

- Может, наша бабушка знает, пойду спрошу.

Едва мать вышла, как Сережа вернулся к несостоявшемуся разговору:

- А по крякам из пряща можно стрелять? Их за станицей больше миллиона. Квакают - аж сюда слыхать. Мы летом ходили на них с лозинами.

- Всех перелупили?

- Не-е! Может, штук сто. Мама перестала пускать: там полицаи стали людей убивать. Я не видел, но слышал, как они из пулемета: ды-ды-ды, ды-ды!

- Ты чего это раздыдыкался, вояка? - вернулась мать. - Бабушка вспомнила: году в двадцать шестом или седьмом дочка ее подруги выходила замуж за казака с такой фамилией. Тогда они жили на улице, которая сейчас называется Заройной. Это недалеко отсюда.

- Бабушка и фамилию своей подруги назвала?

- А как же: Сергиенковы. Матрена Кирилловна.

- Так я, пожалуй, щас к ним наведаюсь. Спасибо за вкусный обед! поднялся он из-за стола.

Ветер утих, и валил густой снег. Снежинки величиной с бабочку-капустницу, снижаясь, делали замысловатые пируэты и тихо ложились на землю, заборы, налипали на ветви деревьев. Хаты в нескольких метрах теряли очертания, различались лишь их силуэты, сливавшиеся с небом, которое, казалось, опустилось донизу. Пройдя метров двести в указанном направлении, Ванько услышал ребячий гомон, а потом увидел и их самих, лепивших на пустыре снежных баб. Делали это так увлеченно, что ему и самому захотелось тряхнуть стариной. Свернул к ним и занялся делом. Снег мягок и липуч. Словно к магниту, клеится к заготовке, навертывается, как бумага на рулон, обнажая землю. Едва он поставил на-попа громадное тело будущего снеговика, как ребятня, бросив свои занятия, окружила его со всех сторон.

- Оце будэ баба так баба! - раздались восхищенные голоса.

- Баба-великан!

- От бы нам таку сробыть!

- Поможете делать - считайте, что она ваша, - пообещал Ванько.

- Поможем! А шо нада делать? - хором согласились дети.

- Тебя как звать? - посмотрел он на озорного, все еще веснущатого, в облезлом треухе, мокрого с ног до головы сорванца.

- Митя, - представился тот.

- А меня Гриша! А меня Витя! А меня Шурик! - наперебой сообщили свои имена желающие помогать.

- Прекрасно! Витя и Митя - вы скатаете правую руку. Гриша и Шурик - вы займитесь левой. Чтоб были вот такой толщины и одинаковые. Ты - тоже Витя? Сбегай к плетню и принеси два прута: воткнем, чтоб руки не отваливались. За дело!

Через короткое время на пустыре возвышался почти двухметровый толстяк-снеговик. с глазами, носом, ртом и даже с пальцами на растопыренных руках. К восторгу всех создателей.

- Братва, а кто из вас знает, где живут Сергиенковы? - поинтересовался на всякий случай главный скульптор.

- Я! - вызвался один из Вить. - Вин живэ коло нас.

- Кто - вин? - не понял Ванько.

- Дедушка Михей.

- А разве баба Мотя... она уже там не живет?

- Так вона ж вмэрла, ты шо, нэ знаешь?

- И он теперь живет один, дедушка Михей? - допытывался Ванько.

- Чичас з ным отой, як его... О-он ихняя хата, - показал малец и с полдороги припустился назад, к снеговику.

Двор Сергиенковых выглядел запущенно и неуютно, даже прихорошенный снежным покрывалом. Стены хатенки облуплены, ставни некрашены, окна наполовину "застеклены" фанерками. Если б не дымок из трубы да не свежий след от порога до сарая, можно бы подумать, что подворье давным-давно нежилое.

На зов и стук откликнулись не сразу. Лишь после настойчивого - в фанерку окна - за дверью послышалась возня, звякнуло по меньшей мере два крючка и в притворе показалось тронутое оспой лицо, которое хмуро осведомилось:

- Чиво надо?

- Надо Степу Голопупенка. - Ванько узнал товарища по несчастью и ждал, улыбаясь, приглашения войти.

- Ваня, ты?! Заходи! Как же ты меня нашел?

- Было б желание! - Гость несильно пожал протянутую руку. - Язык ведь до Киева доводит.

Прошли в хату. Сквозь окошко в два стекла (фанерки не в счет) в комнату проникал сумеречный свет, позволявший, впрочем, разглядеть отсутствие должного порядка и здесь. Но было тепло: в печи весело потрескивали дрова. Отблески пламени падали на дощатый стол с немудрящей утварью - ведром с водой, ковшиком и другой мелкой посудой.

- Один хозяинуешь? - спросил Ванько, не найдя взглядом деда.

- С дедушкой. Но он почти не слазит с печи. Садись вот сюда, к огню, указал Степан на примитивный табурет о трех ножках врастопырку и вогнутым сидением из войлока; сам устроился на чурке рядом.

- У тебя что, родных больше никого нет?