Наутро выехали с ним поездом в Миргород.
На перроне миргородского вокзала в сумерках темнел неказистый памятник Гоголю.
Пока добрались до дома Розовского — стемнело. Весь миргородский центр был в темноте. В дом Розовского вошли чуть не на ощупь. Спали на перинах, уложенных сестрой Розовского на полу. Поутру отправились смотреть Миргород.
— Сейчас увидите место, на котором была наша знаменитая лужа!
Я знал, что исторической гоголевской лужи уже нет. Но миргородцы с гордостью показывали место, где она недавно была. Все-таки это неповторимая лужа, прославленная в великой литературе. Лужа, отразившая в своей стоячей воде всечеловеческий Миргород!
Подошли к площади.
Я знал наизусть:
«Если будете подходить к площади, то, верно, на время остановитесь полюбоваться видом: на ней находится лужа, удивительная лужа, единственная, какую только вам удавалось видеть. Она занимает почти всю площадь. Прекрасная лужа. Дома и домишки, которые издали можно принять за копна сена, обступивши вокруг, дивятся красоте ее...»
О том, что лужа исчезла, я слышал еще в Полтаве. Миргородцы сообщали об этом с тяжелым вздохом. Я не шучу, они не могли без сожаления вспомнить об этой луже, прославившей их городок. Когда-то они гордились тем, что у них есть эта лужа. Теперь гордились тем, что она была у них.
Розовский остановился на краю площади напротив легкого здания миргородской водолечебницы. Я не посмел нарушить его молчания. Его взор устремился на здание, соседнее с водолечебницей. Серое, с восемью окнами на улицу, одноэтажное и крытое черепицей.
— Знаете ли вы, что это? — спросил он дрогнувшим голосом.— Можете снять шапку. Это же поветовый суд. Я вам говорю, это тот самый поветовый суд, что описан Николаем Васильевичем Гоголем, хотите верьте, хотите нет! Вы видите эту дверь и это крылечко? Так знайте, что именно в эту дверь
ЦрошЛа свинья Ивана Никифоровича и украла жалобу Ивана Ивановича!
Мне показалось, что поветовый суд слишком хорошо сохранился для здания гоголевских времен. Тем более никакого поветового суда в этом здании уже не было, а было общежитие миргородской водолечебницы.
Но чему действительно невозможно было не верить, это тому, что площадь, перед которой мы оба застыли, еще недавно была покрыта лужей, и, несомненно, той самой, прославленной Гоголем прекрасной лужей!
И вот бывают же чудеса! Из воспетой Гоголем миргородской лужи забил целебный источник! Миргородцы жаловались, что источник испортил их знаменитую лужу:
— Соленая вода, невкусная!
Деревенские жители первые открыли целебные свойства воды и бочками стали вывозить ее.
В советские годы воду исследовали, оказалось: в здешней радиоактивной воде хлористых солей больше, чем в баден-баденской. Йодистого натрия столько же, сколько в Аахене!
И миргородскую лужу незадолго до моего приезда высушили, на площади построили водолечебницу, и вот гоголевский Миргород, где поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем, готовился стать новым всероссийским курортом...
Розовский повел меня к Ивану Андреевичу, бывшему в 1882 году миргородским городской головой, и к художнику Сластиону, показавшему свои зарисовки уходящего миргородского быта, и к учителю Марченко, директору «Дет-будынка», и даже познакомил с потомком гоголевского Ивана Ивановича Кувшинное Рыло — Иваном Ивановичем Кувшиненко, делопроизводителем Миргородского финотдела. Молодой человек в очень тесном выцветшем пиджачке с короткими рукавами поднялся при нашем появлении из-за заляпанного чернилами столика и в ответ на вопрос Розовского самодовольно подтвердил: да, он — прямой потомок того самого Ивана Ивановича Кувшинное Рыло, который описан Николаем Васильевичем Гоголем!
Путешествие в Миргород — мое первое в жизни журналистское путешествие, и, признаться, уезжая из Москвы, я тревожился: что увижу? Сумею ли описать?
Мне показалось, что впечатлений достаточно. Я возвращался из Миргорода, «пространством и временем полный».
Кольцова я не застал в Москве. Он отправился по Волге на пароходе вместе с тогдашним председателем Совнаркома.
Очерк о Миргороде Появился в «Огоньке» без него. Я описал свое «открытие» советского Миргорода и закончил, перефразируя гоголевскую концовку «Повести о том, как поссорились...». Вместо «Скучно на этом свете, господа», как у Гоголя,—написал «Интересно все-таки на этом свете, товарищи».
Кольцов вернулся из поездки по Волге и поздравил с удачей:
— Вот видите, вам давно пора начать ездить. Читал ваш «Миргород» с большим удовольствием.
«Открытие Миргорода» вызвало неожиданный интерес. Ленинградская «Красная газета» попросила срочно написать что-нибудь о путешествии в Миргород, а Иван Михайлович Майский, тогдашний редактор журнала «Звезда», встретив меня в Ленинграде, предложил напечатать в «Звезде» полный очерк о Миргороде — в «Огоньке» и в «Красной газете» печатались только отрывки.
«Путешествие в Миргород» было напечатано в «Звезде» в 1925 году, уже после того как я наконец получил квартиру в Москве и перевез из Ленинграда семью.