Необыкновенные собеседники

На расстоянии полутора километров от Малеевки у шоссе в помещении сельской школы разместили пионерский лагерь детей писателей. Сын Паустовского Дима и мой сын Толя — двенадцатилетние мальчуганы — дружили. Оба, должно быть, по отцовским традициям начитались Майн Рида и Фенимора Купера и сговорились тайно бежать из пионерского лагеря в поисках приключений. Бежать собрались то ли в Африку, то ли к американским индейцам — одним словом, куда-то за океан. Набили карманы кусками черствого хлеба, прихватили бутылку молока, что-то еще, необходимое в столь трудном путешествии,— и покинули пионерский лагерь, в котором умирали со скуки. Мальчики бросились наутек через лес и далее — лесными тропинками — стороной от шоссе к станции железной дороги. Впоследствии они с упоением вспоминали об этом, «полном опасностей» и таинственности путешествии пешком за пятнадцать километров от пионерского лагеря. Увы, на станции Дорохово их настигли неумолимые преследователи и, ругая, вернули в лагерь. И уж как отчитывали потом и всячески поносили на пионерской линейке! Правда, товарищи их по лагерю нисколько не разделяли гнева начальства — они с сочувствием и даже с завистью смотрели на пойманных беглецов: как-никак эти два мальчика увлекательно прожили целых полдня вне лагеря, хотя и не успели добраться до Африки!

Никто так не понял мальчишек, как Паустовский.

К нам пришли жаловаться на наших сыновей. Паустовский сказал «начальству», что на месте мальчишек он тоже удрал бы. Он даже выразил сожаление, что их схватили в Дорохово, а не где-нибудь подальше. По крайней мере, больше бы насмотрелись, дольше поиграли бы в приключения. Все же лучше, чем дохнуть со скуки в лагере.

«Командирша» пионерского лагеря — огромная басовитая женщина с квадратным лицом, с отпугивающей фамилией — Чумикина долго не понимала: шутит или всерьез говорит Паустовский? Почему мы с ним не ругаем своих сыновей — искателей приключений и чуть ли не сочувствуем им?

Она никогда не расставалась с высокой клюкой — стояла перед нами, двумя руками держась за клюку, смотрела на Паустовского маленькими, злыми глазами.

В пионерском лагере называли ее «Чумовая».

Чумовой называли ее и в писательском доме.

От тех лет сохранилась у меня фотография — снимали нас на террасе дома-крольчатника за биллиардом. С киями в руках спиной к объективу фотографа Павел Дорохов, автор романа «Колчаковцы» и несправедливо ныне забытый Сергей Буданцев. Рядом с ним — Яков Рыкачев, Константин Паустовский, я и Василий Шкваркин, известный комедиограф, автор прославленного в свое время «Чужого ребенка».

Взглянув на фотографию, чего доброго, заподозришь во всех завзятых биллиардистов. Но было это не так. По крайней мере, Паустовский, Шкваркин и я взяли кии в руки только по просьбе фотографа. По-настоящему увлекались биллиардом Буданцев и Рыкачев. Паустовского я вообще не помню с кием в руках, если не считать, разумеется, этой групповой фотосъемки за биллиардным столом.

Играл в биллиард также Иван Рахилло, хотя его-то и нет на этой примечательной фотографии. Много лет кряду Рахилло в Малеевке неутомимо уговаривал писателей заниматься гимнастикой, но куда больше поддавались его пропаганде дети писателей. Да это видно и по другой фотографии, на которой Александр Малышкин и я наблюдаем, как Иван Рахилло обучает физкультуре наших детей.

Уговаривал Иван Рахилло и Паустовского заняться физкультурой, даже обещал ему: подзаймется немного и перестанет сутулиться.

Паустовский на уговоры не поддавался.

Он, как всегда, ежедневно на много часов запирался в своей клетушке в деревянном крольчатнике и работал больше, чем все другие. Работать в крольчатнике было не так-то легко. Иван Катаев и Шалва Сослани жаловались, что мешают жуки-древоточцы. Особенно донимали они Сослани.

Дом был выстроен из зараженного дерева. Изнутри бревенчатых стен неслось тонкое однообразное пиликанье без устали точившего древоточца. В комнатах стоял сухой ритмичный звон. И вдруг звон этот обрывался, и на пол, на подоконник, а то даже прямо на стол писателя шлепался черный жук-древоточец, просверливший из глубины бревна выход на божий свет. В такие моменты весь коридор оглашался воплями Шалвы Сослани. Распахивались двери всех комнат — словно писатели радовались предлогу прервать работу. Да, двери всех комнат, за исключением комнаты Паустовского!

Писатели выскакивали в коридор, и начиналось шумное обсуждение, что делать с этим проклятым домом.

Александр Малышкин деловито успокаивал: самое большее, через два года весь дом будет съеден древоточцем дотла, и вопрос решится сам собой. Не так уж долго терпеть, товарищи! Пока что давайте работать.

Сергей Буданцев произносил гневную речь о жуках-древо-точцах, подтачивающих Литфонд, требовал расследования — почему дом построили из зараженного дерева? Кто нажился на строительстве, кого привлекать к суду?

Тарасов-Родионов, автор нашумевшей когда-то книги «Шоколад», острил:

Братья-писатели, в вашей судьбе Слышится что-то такое...