Необыкновенные собеседники

Еще в юности моей меня поразило однажды Цицероново восхваление старости. И с юности я стал собирать и записывать высказывания стариков, славивших старость как прекрасную пору человеческой жизни. Все эти поразившие меня старики — от Марка Аврелия до недавнего нашего современника Гольденвейзера — наслаждались в старости зоркостью духа, чувством полноты жизни и чувством меры вещей и явлений. Им всем было в старости хорошо. Но может быть, наслаждение старостью доступно только творческим личностям, да и то далеко не всем? Ну а смертные работники жизни? Друзья мои с Арктической улицы — не писатели, не художники, не музыканты и не философы. Цветные льды Арктики снятся им и сейчас в душные комариные херсонские ночи. И каждый из них и поныне выписывает и внимательно читает в Херсоне мурманскую газету «Арктическая звезда». И если кто пишет, то не философские книги и не поэмы, а в помощь своим преемникам книги опыта плавания в арктических и антарктических льдах. Дубинин построил для себя дом своей будущей старости, но до старости не дожил — умер 53-летним, внезапно, перед своим шестым плаваньем в Антарктиду. В доме в Арктическом переулке он успел написать последнюю книгу, — она вышла уже после смерти автора. Я сижу в его комнате. Рядом со мной на столике чучело вывезенного из Антарктиды императорского пингвина. На другом столике — кукла в японском национальном наряде. Куклу-японку подарили Дубинину моряки спасенного им японского ледокола «Сойя». Комната полна диковинок — и каждая память о какой-либо необыкновенной истории. Вся жизнь человека была необыкновенной историей. Наталья Павловна — вдова капитана — дарит мне только что присланный из Москвы экземпляр посмертной книги Дубинина «Плаванье в Антарктиду» — первое обобщение опыта антарктических экспедиций. Эта книга о ледовом режиме у берегов Антарктиды, о швартовке и стоянке судов во льдах, о грузовых операциях, о пополнении запасов воды с айсбергов, о приготовлении причалов в барьерах шельфового ледника... Специальная книга. И вместе с тем одна из самых поэтических и увлекательных книг, какие когда-либо приходилось читать. Она написана не философом, не поэтом. Но сквозь ее страницы просвечивает труд человеческой жизни, полной большого философского смысла и настоящей поэзии. Автор сумел превратить свою старость в сокровищницу всей прожитой жизни. Вот жизнь, о которой есть что рассказать! Мне вспоминается вдруг ночевка в Каховской степи в самом начале тридцатых годов. Двое пожилых изыскателей, лежа в сухой траве, до рассвета все вспоминали, как в гражданскую войну воевали вот в этой самой степи. А третий, их помощник-геодезист, юнец, слушал их и вздыхал: о чем он сможет вспомнить на старости лет? Будет ли у него когда-нибудь что рассказать о прожитой жизни? Юноше недоставало воспоминаний. Это была закономерная потребность «нажить жизнь», о которой можно рассказывать. Вот она, забота о собственной старости!

Друзья мои с Арктической улицы овладели счастливым искусством быть старыми. Они счастливы чувством полноты прожитой жизни. Сами того не зная, они смолоду жили так, словно сознательно готовились к собственной старости.

Когда воевавший на миноносце «Урицкий», а в мирные годы водивший «Лену» в Канаду Аркадий Бромберг, ныне капитан транспортов, снабжающих полярные станции, приезжает в отпуск в Херсон, он как бы заглядывает в свою грядущую старость. Он присматривается к ней поначалу настороженно: какова же она? Но вот перед ним пример: Д. Н. Чух-чин. Тот самый, что когда-то был капитаном-наставником Бромберга, выводил его в капитаны. Теперь Аркадий Бромберг сам капитан-наставник. И плавать ему еще больше десятка лет. Но не смолоду ли надо задумывать свою старость? Бромберг присматривается к «старожилам» Арктической... Так вот в чем секрет счастья старости — в способности сохранить в ней чувство полноты жизни, весь опыт прожитого тобой. Жизнь — деяние. И старость — жизнь, если старость — деяние. Вся жизнь человека в нем и с ним. Ничего не утрачивать. Бромберг еще только гость в доме своей будущей старости, а она уже манит его незнаемой радостью. Когда-то он учился у Чухчина быть капитаном. Теперь он обучается у Чухчина искусству быть старым.