Зашла речь о случае в Харьковском драматическом театре — о нем много говорили тогда в Москве. Актер играл Ленина — авторского текста показалось ему недостаточно, захотелось, чтоб речь Ленина прозвучала «совсем, как в жизни». Актер и вставил в роль куски из стенограммы подлинной речи Ленина.
И что же? Ничто не прозвучало в спектакле так искусственно, как эта стенографически точная, «из жизни взятая речь». Вот что такое законы искусства!
— Ой, правда, правда. Я тоже когда-то думала, что надо стараться все из жизни —на сцену. А прямо, так просто — нельзя. Знаете, это как перевод на другой язык. Надо перевести.
Вот она и «переводит» на язык театра, на свой превосходный точный, чистый язык, образы жизненных мальчиков, таких жизненных, что кажется, будто только что прямо из зрительного зала взбежали на сцену и там живут. А зрителю и невдомек, что в том и искусство, чтобы перевести на язык сцены образы этих неповторимых, незабываемых мальчишек Сперантовой. Да так, чтобы на сцене они были «совсем, как в жизни».
Женских ролей она сыграла очень немного. Ее первая женская роль —Липочка в «Свои люди — сочтемся» Островского. Ох, и повоевала же она тогда с этой Липочкой!
— То играла мальчишек, которые как-то близки мне, дороги, понимаете? Ну, Егорка, Ахметка, другие там. А тут — Липочка. Нет, понимаете, надо войти в образ, а я эту Липочку терпеть не могу. Противная, такая бездушная. Я когда работала над ролью, все мысленно называла свою Липочку — Липкой. Липка и Липка. И ругала ее. И всякие воображаемые споры с ней затевала. Ей-богу.
Спорила, спорила с Липкой и поняла: никакой душевной чуткости у девчонки, никакого в ней любопытства, любознательности,— оттого и жестока так и бездушна. Ну ладно, погоди, Липка. Я сыграю тебя. Я тебе покажу!
И сыграла. И показала. И все-таки не так, как мальчишек. Как играла Липочку — многие до нее играли. А вот как играла мальчишек — никто до нее не играл. Не играют их так и сейчас, когда Сперантова перешла на роли седеньких мам или милых бабушек.
Большие две комнаты квартиры Сперантовой в стареньком домике на Смоленской площади ничем не напоминают жилище знаменитой актрисы. Ни венков с выцветшими лентами, поднесенными во дни юбилеев или после шумных премьер, ни фотографий в десятках сыгранных ею ролей.
14 октября 1950 года Москва чествовала Сперантову с связи с ее двадцатипятилетним юбилеем. Впервые в истории театральной культуры широко, празднично отмечался юбилей актрисы, посвятившей всю свою жизнь игре для детей.
И впервые актрисе театра для детей было присвоено звание народной артистки республики.
Да другой день в ее двух больших комнатах — ни ногой ступить из-за корзин с цветами. И в тот же день поспешила избавиться от них. Кажется, только и оставила себе две небольшие. Все разослала друзьям.
Я еще не решался позвонить ей, узнать, как чувствует себя после вчерашнего. Должно быть, утомлена, отдыхает. И вдруг — телефонный звонок.
— Вы будете дома? Сейчас я пришлю вам корзину цветов. Хорошо?
— Помилуйте. Да ведь ваш юбилей, вам и цветы!
— Ой, ну зачем мне столько? Сейчас пришлю.
Зато одно свидетельство своего триумфа бережет. И гордится им.
Гостеприимная хозяюшка дома ухаживает за гостем, кладет ему на тарелку собственного изделия студень — «на зарайский манер» приготовленный. Сама-то она из Зарайска.
— Ой в какой я вам сейчас стаканчик налью! Выпейте из андерсеновского стаканчика. Выпьете?
И подносит «андерсеновский» стаканчик. Получила его из Дании после того, как сыграла Гиальмара в спектакле «Сказки Андерсена». На стаканчике надпись по-датски: «Валентине Спе-рантовой» — и выгравированная на стекле фигурка Гиальмара в калошах счастья. Приезжали в Москву датчане, смотрели спектакль, восхитились:
— Что за чудо! Никогда не видали, чтоб так играли андерсеновского героя. Великая ваша актриса Сперантова!
Гиальмар Сперантовой был прежде всего живой, реальный мальчишка, попавший из жизни в сказку. Изумленными и вместе с тем критическими глазами смотрел он на население сказочного мира. Реальный мальчишка был куда взрослее сказочных взрослых: он видел и понимал то, чего не видели и не понимали живущие в сказочном мире взрослые простофили, придворные и короли.
Она вспоминает работу над «Сказками» как «ужасно мучительную». Сперантова не только играла, но и режиссировала. Приходилось раздваиваться: едва замечала, что кто-то играет неправильно, тотчас выключалась из образа, пробовала объяснять. А объяснять не любит. Решила — больше не станет думать о режиссерских задачах, будет только актрисой. И о чудо! Именно теперь, «оставшись только актрисой», стала режиссерски направлять весь спектакль. Повела за собой.
Сергея Михалкова знают как автора многих пьес для детских театров. Но драматург для детей Михалков начал в 1938 году с инсценировки марк-твеновского «Принца и нищего», ръеса называлась «Том Кенти», и, на счастье, заглавную роль сыграла Сперантова.
Она чувствовала, что играет «свое»,—было что сказать зрителю— «от себя».