Неодинокий Попсуев

– Видишь! – торжествующе произнес Перейра. – У меня, как в аптеке! Клиент всегда прав.

– Это точно. Вот тебе за двадцать ведер, в мешок больше пяти не входит. Оно, конечно, проволочник как белковая добавка идет, но, уж извини, забесплатно. Подарок. Ты, случаем, ведерком своим в детстве куличики из песка не лепил?

Перейра ожидал, конечно, похожей развязки, не в такой, правда, откровенной форме и невыгодной для себя пропорции, но, прикинув, согласился и на нее, так как двадцать ведер за какие-никакие деньги это все ж таки лучше, чем тридцать три ведерка просто выкинутых весной на помойку. Да еще таскать!

– Ну, и жулик же ты, Наум! – заметил при обмывании сделки Попсуев. – Такую говняную картошку хотел всучить по цене голландской. Сосед, называется!

– А она голландская! – возразил Перейра. – Говняная, это да, но районированная, нашего района. И никаких трансгенов и мутаций. В ней здоровье сибирской нации, клянусь мамой, с пальцами проглотишь.

Зимой они пару раз побывали друг у друга в гостях, и каждый решил для себя, летом дружбу скрепить окончательно и бесповоротно. До гроба. В переносном, конечно, смысле. Из-за болезни Попсуева дружба была отложена почти на год.

* * *

После рассказа о соседе, Сергей показал мне свой цветник. В восстановленной теплице он выращивает роскошные гладиолусы, луковки которых привез из Америки: Джексонвилл Голд (Jacksonville Gold), Берджесс Леди (Burgess Lady), Джо Энн (Jo Ann) и другие.

– Поставляете к дворцу эмира? – пошутил я.

– Поставляю, – серьезно ответил он.

– Как настроение? – поинтересовался я, прощаясь с радушным хозяином. – Не мучает ли слава?

– Отлично! – признался Сергей. – Славы никогда не бывает много! Так же как и цветов!

От Автора

Пожалуй, пора раскрыть небольшой секрет, который никто и не думал раскрывать пять лет. Под псевдонимом Кирилла Шебутного о Попсуеве писал… сам Сергей Попсуев. В пору своих изысканий на заводе Сергей принес несколько заметок на производственную тему в «Вечерний Нежинск». Материал случайно попал на глаза главному редактору газеты и заинтересовал его. Через два года Попсуев стал внештатным корреспондентом «Вечерки». Там у него появилась своя колонка. Где-то в 1993 году начался расцвет «желтой» прессы, когда многие газетные полосы выкрасились в этот цвет активной жизненной позиции, смахивающей на детскую неожиданность. Сергей тоже опубликовал разоблачительные материалы о ряде лиц из ближайшего окружения мэра и губернатора. Поскольку газетные статейки никак не сказались на оздоровлении общества, Сергей перестал писать на эту тему.

Припозднившийся сосед

Перейра на электричку в 20–20 опоздал, следующая была только в 21–45, так что к своему обществу он добрался лишь к одиннадцати часам. День был будний, погода не баловала, в вагоне народу немного и те пенсионеры да алкаши с бомжами. Где-то на полпути несколько граждан взяли друг друга за грудки, и вышли в тамбур. С площадки донеслись шум, крики. Публика дремала. Не трогают – и славненько! Но всё равно было тревожно. Перейра чувствовал себя неуютно.

На входе в общество мимо него из кустов ломануло что-то темное, похоже, псина. Днем по городскому радио передали, что в соседнем обществе две собаки напали на дачниц, одну загрызли до смерти, а другой отгрызли руку. Перейра струхнул и на всякий случай безответно пнул тьму ногами. Пустота больно отдалась в спине. Пожалел, что не захватил с собой фонарик и не подобрал по пути палку или булыжник. На повороте к своей улочке прямо над ухом раздалось, как гром небесный:

– Припозднился, сосед! Здорово!

Перейра глянул в сторону голоса и ничего не увидел, голос был, но без облика.

– Здорово, – пробормотал он и пощупал темноту рукой. В темноте ничего не осязалось.

– Я тут, – раздался голос свыше. – В гамаке. Из старого бредня. Классно придумал?

Перейра задрал голову – между двумя березами темнело что-то.

– Это ты что ль, Валентин?

– А-то кто же?! – заржал тот. – Ворона! Кар! Кар!

– Да тихо ты! Разбудишь всех.

– Разбудишь их! – заорал Валентин и вдруг грянул: – Вечерний звон! Вечерний звон!!!