Неодолимая любовь: Иранский романтический эпос

— Ах ты, подлая тварь, бесчестная и лживая! Я с тобой расправлюсь, собачья дочь, паршивое хузистанское отродье! Ясное дело, из Хузана ничего, кроме греха и блуда, выйти не может, это ведь приют разврата…

Потом он на Вис свой гнев обратил:

— Красота твоя — от дива, и душа у тебя тоже от него — такая же черная! Нет в тебе ни чести, ни совести, срам один, ты меня перед всем миром опозорила. Но весь этот позор на твою голову ляжет, и никто тебя не простит, даже родня твоя! Как ты посмела грязью царский дом замарать?!

Он тотчас послал за Виру, велел ему, чтобы тот сам рассчитался с виновными, пока Мубад их на месте не прикончил: пригрозил ослепить Вис, повесить няньку-сводню, а от Рамина отрекся, приказал изгнать его прочь из страны.

Вис от страха похолодела вся, но виду не показала, села на ложе и, сверкая очами, громко молвила:

— Могучий шах, нет нужды пугать меня карами жестокими, я признаю, что ты прав, а я виновата. Хочешь казнить меня — казни, хочешь ослепить — зови палача, можешь в темницу меня бросить, можешь на улицу раздетую выгнать: я тебе подчинюсь, но не откажусь от любви к Рамину. Мы с ним — одна душа, в нем вся жизнь моя, и пока я живу, буду его любить, ибо он один мне дороже Мерва и Махабада, матери и брата! Убей меня, коли пожелаешь, но знай, что я от своей любви не отступлюсь. Смерти я не боюсь, мучений не страшусь, разлучить нас никто на свете не может, кроме Творца небесного, а ты ведь не Он.

Виру, который слышал эти ее слова, ошеломлен был такою дерзостью. Он скорее схватил сестру за руку и потащил прочь, приговаривая:

— Ах, бесстыдница, ты весь наш род позором покрыла! Да как ты посмела пред очами царя, передо мной столь нагло в любви к Рамину признаваться?! Кто он такой, твой Рамин? Беспутный гуляка, повеса, у которого за душой ничего нет, кроме лютни разбитой и распутных стишков! Он только и знает, что пьянствует да со всяким сбродом якшается, он весь в долгах, готов последний кафтан за вино заложить! Не поддавайся наваждению бесовскому, не пятнай честь свою и мою! И пусть судьей тебе будет Господь и супруг твой.

А Вис в ответ только плакала и повторяла:

— Ты прав, брат мой, но я повержена в такое пламя, из которого нет спасения. Твои слова не помогут горю, не разомкнут оков страсти: даже если мне придется выбирать между раем и Рамином, я все равно выберу Рамина!

Послушал ее Виру и решил, что нечего зря перед нею бисер метать! Повернулся и пошел прочь, полный досады и гнева, возложив решение дел на Творца.

А шаханшах и вовсе от всяких решений устранился, с утра пораньше выехал на ристалище и как ни в чем не бывало начал игру в мяч: поделил всех витязей на две части, с одной стороны, вместе с ним, оказались Рамин, Рафод и другие, с другой — Виру, Шарвин и прочие. Полетел мяч, закружился, заскакали кони резвые, игроки свое искусство показать спешат… А Вис с дворцовой крыши на них смотрела и, хоть игра была славная, стало ей больно и тяжко, побледнели ланиты, задрожали слезы на ресницах. Кормилица принялась ее успокаивать:

— Чем ты недовольна, госпожа моя? Не ты ли владычица Ирана, государыня Турана? Не ты ли покорила красавца Рамина, не ты ли красотой на весь мир прославилась? Зачем же роптать на Бога, чего тебе еще желать? Благослови свою участь и наслаждайся жизнью, а мужа и брата не обижай.

— Перестань болтать попусту, — отвечала ей Вис. — Здоровому больного не понять, ты моих печалей не ведаешь. Пусть мой супруг — владыка над царями, но у него тяжелый и злобный нрав, он стар и суров без меры. От брата, как бы он ни был хорош, тоже мало проку, а мой прекрасный Рамин лишь на словах верен и предан, речи его медовые горьким колоквинтом* оборачиваются. Вот и получается, что ни в чем нет мне удачи: муж — злой тиран, возлюбленный — беспечный пустозвон, а счастья нет и в помине…

Возвращение Мубада в Хорасан

Как прекрасен Хорасан, край, самой судьбою предназначенный для счастья и благоденствия! В Хорасане поднимается поутру солнце и оттуда начинает свое шествие над землей, в Хорасане цветут пышные сады и зеленеют тучные нивы, плавно текут полноводные реки, гордо стоят богатые города. А среди них особенно хорош город Мерв, утвердился он на берегах чистой речки, подобной райскому ручью Каусару*, так она освежает и услаждает воздух в городе и во всей округе. Царь Мубад очень любил свою столицу. Как только вернулся он домой, тотчас вышел на крышу дворца, воссел там вместе с Вис, словно Солейман* с Билкис* (вы ведь помните, что крыши восточных жилых домов плоские, в теплое время года на них проводят много времени: отдыхают, спят, занимаются своими делами). Оглядел он окрестности — цветет земля! А рядом с ним сидит царственная супруга красоты несказанной, от реки влажный ветерок веет — преисполнилось сердце шаха довольства и гордости, он повернулся к жене и ласково сказал: