Неоконченная хроника перемещений одежды

В «Рогнеде» мне полагался мизерный расчет. Получив его, отправилась в «Детский мир» за зимней обувью. Из того, что было, подошли только ботинки на почти плоской подошве со странно приподнятыми носами, из нубука, турецкого производства. Нубук тогда был самым модным материалом для обуви. Ботинки стоили триста семьдесят пять рублей. Цифра пенсионного обеспечения в моей красной книжечке была примерно такая же.

Было забавно показывать утомленной женщине в трамвае красную книжечку, ожидая взгляда, исполненного ненависти и подозрения: мол, халявщица. Но ничего подобного не было. Возможно, из-за шубы и платка почти такой же расцветки: черное с зеленым. Это старило неимоверно, а тревожное выражение лица еще прибавляло лет.

Комнатенка с коробками, где жила мать, не без оснований казалась мне временным жильем. Но выбора не было. Нужно было жить с матерью.

Вечером ждал странный сюрприз. Мать, вернувшись от представителя (не могу эти шампуни для всего видеть, химия, отрава), сказала, что теперь та будет ей платить и можно снимать квартиру. В Подмосковье. «А потом ты работу найдешь».

Что ж, Подмосковье – это хорошо.

Вместо квартиры мать нашла полдома. Но хозяйка сказала, что будет сдавать только в марте. Ожидала зима в Москве, в комнате общей квартиры. В квартире, кроме собаки и двенадцатилетней оторвы, жили ее родители, Верка и Толик, люди беспокойные и готовые бороться за каждый метр. Муж пил, жена трудилась в банке, но в целом они были милейшие люди.

– Как ты тряпку выжимаешь? Сразу видно, что никогда пол не мыла! – порой неслось с порога, если была моя очередь дежурить. Затем следовало: – Ну ты только пол в туалете помой. Что тебе за Толиком убирать, молодая еще баба.

Так что унитаз мыла тогда, когда Вера не видит.

Мать решила потратить данные ей представителем деньги на поездку в Иерусалим. Билеты взяла на декабрь, на Рождество. Поездка предполагалась на полторы недели. То было время первых паломнических поездок. В храме порой рассказывали чудеса, как та или иная раба Божия без денег слетала в Иерусалим, помолилась у гроба Господня, и все у нее получилось. Мне не хотелось в Иерусалим.

Привыкнув к распорядку подворья: долгие богослужения, трогательнейшая трапезная, где после обедни всегда так тесно, а салатики подают на железнодорожно-курортных картонных тарелках, – обнаружила библиотеку. А там множество книг о насущных проблемах современности и церкви. Читала тут же, за одним из немногочисленных столиков, под ветвями разросшегося бальзамина, надеялась, радовалась и грустила. Эсхатология, опасность сект, кодирование продуктов – все было уже описано и оценено. Как тогда боялись этих штрихкодов прихожане! В них видели одну из ступеней отказа от Христа. В советское время многие верующие не брали паспорт по тем же соображениям. С точки зрения кода моя инвалидность выглядела просто предательством. Высказывания духовных ориентиров об инвалидности были неоднозначными. А прихожане тем временем делились «некодированными» продуктами. Дело было в принципе. Верующий – против того, чтобы на нем ставила метку «мировая система». Читала, наблюдала и понять не могла: не то очень апатичная и аполитичная, не то во мне нет русского духа и христианства. Но в столкновении, например, с Ванечкиной точкой зрения моя выглядела, конечно, мракобесной.

Мать, сама того не осознавая, требовала от меня чуда по получению недвижимости из ничего. Чтобы ее хоть немного успокоить, заказала молебен в недавно открытом женском монастыре.

– Надо сорок дней на молебен в Данилов ходить, и тогда еще не ясно – будет ли. Как Бог даст. – Мать даже чуть присела от важности этой мысли.

Внутри никакого известия о том, что мои молебные поползновения успехом увенчаются, не было. Однако нужно было действовать, спасаться. Женский монастырь оказался едва живым. Но в этой полумертвости было величие. Молебен отслужили. Думая, что невесть что великое совершила, пришла домой.

– Надо в Данилов ходить, – услышала в ответ на просфору и святую воду из монастыря. – Спасаться надо. Если будешь в храме полы мыть, Бог даст жилье.

Кто бы спорил.

Однажды, во время очередного поломоя, подошла Татьяна Большая и спросила:

– Вы можете библиотекарем работать?

Навыки и опыт по школьной практике у меня были.

– Тогда вот вам адрес. Это здесь.

Библиотека находилась в помещении районного дома культуры, в актовом зале. Этот бывший актовый зал был недавно освящен, и теперь там даже был алтарь. Близость алтаря и теснота помещения невероятно привлекали. Новые иконы, новые подсвечники и старые книги. Здесь нужно было находиться с одиннадцати утра до шести вечера: выдавать книги, беседовать с приходящими. Желая скорее получить точку, освятили именно это место, но не было ни священника, ни кого-то, кто бы мог вдыхать жизнь в это место.

Отец Георгий, который и освящал храм, умер, кажется, через неделю или две после освящения, во время венчания молодых. На одном из высоких столиков с кружевной салфеткой стояла фотография немолодого красивого священника – это и был отец Георгий.