Неоконченная симфония Дарвина: Как культура формировала человеческий разум

В своем эксперименте Изабель использовала в качестве демонстраторов рыб того же вида, что и рыба-наблюдатель, то есть девятииглых для девятииглых и трехиглых для трехиглых. Может быть, трехиглые демонстраторы просто хуже передавали сведения о качестве кормового участка, чем девятииглые, и разница в результатах говорит не о способностях использования общедоступной информации, а о качествах демонстраторов? Изабель повторила эксперимент, на этот раз сводя в одном аквариуме наблюдателя и демонстраторов из разных видов – девятииглых с трехиглыми и наоборот. Однако на результатах эта рокировка не отразилась: девятииглые колюшки, как и в первый раз, отдавали заметное предпочтение тому краю аквариума, где во время демонстрации располагалась более щедрая кормушка, а трехиглые плавали где придется, не делая явных различий между кормовыми участками.

Тогда мы предположили, что такое поведение может объясняться разницей в восприятии, то есть отличиями в перцептивных способностях у подопытных представителей двух видов. Что если трехиглые колюшки просто плохо видят дальний край аквариума и не могут рассмотреть, как там кормятся демонстраторы? Изабель провела эксперимент в третий раз: теперь корм подавался только с одного края аквариума, а в другом его не было совсем. Если трехиглые в принципе не смогут на таком расстоянии отличить привлекающий других рыб участок от не привлекающего, то им тем более не под силу распознать, с какой интенсивностью питаются демонстраторы. Однако это предположение не оправдалось: на сей раз трехиглые колюшки, как и девятииглые в прошлых экспериментах, предпочли тот край, где во время демонстрации располагалась кормушка.

Еще одно альтернативное объяснение, которое нам нужно было исключить, – не остается ли, после того как мы выловим из аквариума весь корм, непредусмотренный обонятельный след (например, более сильный запах мотыля в той части, где был изобильный кормовой участок), к которому девятииглые колюшки могут быть более чувствительны. Проверяя эту версию, Изабель провела четвертый эксперимент, который мне нравится больше всего. Он запоминается своей парадоксальностью, и, насколько я знаю, это единственное на данный момент исследование научения путем наблюдения, в котором наблюдатель лишен возможности наблюдать. Итак, на этот раз наблюдателя от демонстраторов отделяли непрозрачные перегородки, сквозь которые ничего нельзя было разглядеть. Как, наверное, и следовало ожидать, в результате изобильному участку не отдали предпочтение ни девятииглые, ни трехиглые колюшки{321}. Таким образом, на различия в обонятельном или зрительном восприятии у рыб двух видов ничто не указывало, а в этой форме научения зрительные сигналы, бесспорно, играют ключевую роль. Мы пришли к выводу, что, вероятно, обнаружили некую адаптивную специализацию социального научения, позволяющую девятииглым колюшкам, в отличие от их близких родственниц трехиглых, использовать общедоступную информацию.

Однако прежде чем делать категорические заявления о когнитивных способностях этих рыб, необходимо было протестировать популяции, взятые из разных мест обитания. Нам нужно было удостовериться, что отмеченная разница в поведении рыб будет устойчиво проявляться у всего вида, а если этого не произойдет, то выяснить, какими факторами обусловлена вариативность. Следующие 15 лет мы постепенно убеждались в постоянстве этого различия между видами. Стараниями Майка Вебстера, молодого специалиста из моей лаборатории в Сент-Эндрюсе, который сперва протестировал девятииглых и трехиглых колюшек из разных районов Британии, а затем из других стран, мы установили, что межвидовая разница чрезвычайно устойчива и проявляется в популяциях по всему миру.