– Теперь мы должны вернуться и поспешить своим путем, – сказал Гельмир, – ибо грозные дела творятся нынче в Белерианде.
– Не настал ли уж час выступать Тургону? – спросил Туор.
Тут эльфы посмотрели на него с удивлением:
– Это дело более Нолдора, чем сынов людей, – сказал Арминас. – Что ты знаешь о Тургоне?
– Немного, – отвечал Туор, – сверх того, что отец мой помог ему уйти с Нирнаэ
– Кто знает? – отвечал эльф. – Ибо как жилище Тургона тайно, так тайны и все пути к нему. Мне они неведомы, хоть я и искал их долго. Но если бы я и знал их, то не открыл бы ни тебе, никому среди людей.
Гельмир же сказал:
– Однако, слышал я, что Дом твой в почете у Владыки Вод. А если промысел его ведет тебя к Тургону, то ты придешь к нему, куда бы ты ни шел. Ступай же теперь дорогой, к которой вода привела тебя с гор, и не бойся. Не долго будешь ты идти во тьме. Прощай! И не думай, что встреча наша была случайной; ибо Живущему в Глубинах многое еще подвластно на этой земле.
С этим нолдоры повернулись и ушли вверх по длинным лестницам; Туор же все стоял, пока свет их светильника не скрылся, а он не остался один во мраке чернее ночи и в шуме водопада. Тогда, собравшись с духом, он коснулся левой рукой каменной стены и на ощупь двинулся вперед, сперва медленно, потом быстрее, когда глаза его привыкли к темноте, и он не обнаружил никаких препятствий. Спустя долгое, как показалось ему, время, Туор устал уже, но не хотел отдыхать в мрачной пещере, а вдалеке перед собою он увидел вдруг свет; заторопившись к нему, вышел в узкое и глубокое ущелье и, вдоль шумного потока, бежавшего по дну того ущелья, наружу в золотой вечер. Ибо был он в глубокой низине, выходившей прямо на запад; и перед ним в ясном небе садилось солнце, освещая низину и блистая на стенах ее золотым огнем, а воды реки сверкали золотом и пенились, искрясь, о камни.
По этому ущелью двинулся Туор теперь в великом восхищении и надежде, найдя под южной стеной тропу, шедшую по узкой полоске земли. И когда спустилась ночь, и река стала невидимой, и только свет высоких звезд отражался в темных омутах ее, он остановился там и лег спать; ибо возле этой реки, в водах которой струилась сила Ульмо, он не испытывал страха.
С рассветом Туор вновь пустился в путь без спешки. Солнце встало за его спиной и поднялось над головой его, и там, где вода бурлила в камнях или падала с небольших порогов, по утрам и вечерам сплетались над потоком радуги. Потому он назвал это ущелье Кири
Так Туор шел неспешно три дня, и пил лишь холодную воду, но не чувствовал голода, хотя в реке множество рыб мерцали золотом и серебром или сверкали цветами радуг, висевших в брызгах над водой. А на четвертый день русло реки расширилось, и стены ущелья стали ниже и более пологи; но река сделалась еще глубже и мощнее, ибо высокие горы окружили ее, и новые воды текли с них в Кири
Тогда Туор преисполнился удивления и прекратил песню, и постепенно музыка стихла в горах и воцарилась тишина. И в этой тишине услышал Туор над собой в воздухе странный клич; и не знал он, что за существо издало его.
– Это морок, – сказал он себе тогда. – Нет, это какой-то зверь стонет в пустоши. – И, услышав клич снова, сказал Туор. – Верно, это крик какой-нибудь ночной птицы, каких я не знаю.
И показался ему этот клич печальным, но он хотел услышать его еще раз и идти за ним, ибо клич этот звал его, хоть он и не знал, куда.
На следующее утро он услышал тот же клич над головой и, подняв глаза, увидел трех больших птиц, вылетающих из ущелья навстречу западному ветру, и сильные крылья их сияли в восходящем солнце; и, пролетев над ним, они громко прокричали. Так впервые увидел Туор больших чаек, любимиц Тэлери. Тогда Туор встал, чтобы идти за ними, а чтобы лучше разглядеть, куда они летят, поднялся он по склону ущелья с левой руки от него, и ощутил великий ветер с запада на своем лице; и ветер развеял волосы его. И Туор глубоко вдохнул этот новый ветер и сказал:
– Это радует сердце, как холодное вино!