Он ударил в ответ. Ударил сильно, так что голова склонилась к плечу, и я пошатнулась, почувствовала, как по подбородку потекла кровь из разбитой губы. Это был первый раз, когда он поднял на меня руку. Но самое страшное — я не увидела в его глазах ненависти… он смотрел на меня с какой-то саднящей болью, и мне вдруг показалось, что это какой-то отвратительный спектакль. Для меня лично. Чудовищное представление, где Мадан и режиссер, и актер в одном лице, а зрители, которые должны поверить в реальность происходящего — это я и Мардж. И это отвратительней, чем если бы он был искренен в своей ярости.
— Ты мне никто, поняла? Ни-кто! И звать тебя ни-как! Не знаю, на какой помойке тебя вообще родили. Пошла вон! Больше никогда не следи за мной! Никогда не приближайся ко мне!
Я пятилась от него назад, вытирая кровь тыльной стороной ладони.
Не помню, как бежала прочь, вытирая слезы, захлебываясь обидой и отчаянным желанием сдохнуть. Я тогда спряталась на мысе и просидела там до самого вечера. Он не пришел за мной, как раньше, а я облизывала израненную губу и понимала, что уже и сама схожу с ума, срываюсь с какой-то грани, откуда нет пути назад. Но я там одна. Мадан не хочет быть там со мной. Он не изменился. Ничего не изменилось. Он все так же меня ненавидит. Я должна смириться… Смириться? Это слово было не про меня. Я не умела.
Мадан вернулся домой почти под утро, а мне не спалось… я его ждала. Я хотела раз и навсегда получить ответы на свои вопросы. Он зашел с черного хода, стараясь не шуметь, а у меня сердце в горле забилось, когда увидела силуэт в проеме кухни. Щелкнула выключателем, давая понять, что я здесь. Но он окинул меня отрешенным взглядом и прошел мимо к холодильнику.
— И тебе доброй ночи, Мадан.
Не ответил, доставая ледяную минералку и кусок ветчины. У меня в горле снова запершило от обиды и злости. Смотрела на него, и ярость волнами перекатывалась по телу вместе с отчаянным желанием раскрошить его ледяное спокойствие. Волосы взъерошенные, пару пуговиц на рубашке нет, все так же воняет алкоголем. С ней до утра развлекался. С сучкой этой, из-за которой меня ударил.
Села на краешек стола, глядя, как он достал нож и бросил взгляд на мои голые ноги. Заметила, что его левая рука забинтована, и бинт пропитался кровью. Опять подрался с кем-то.
— Родителей нет дома, — тихо сказала я. — Может, поговорим?
Никакой реакции. Он молча нарезал ветчину на бутерброд, стараясь не смотреть на меня, а я сидела рядом на столе и просто наблюдала, как скользит нож и как сильно сжимают его пальцы рукоять.
— Тебе не обязательно меня избегать, Мадан. Что сделано — то сделано. Наверное, давно хотел, да?
— А я и не избегаю, — ответил мрачно и налил минералку в стакан. Выложил на поднос два бутерброда, стараясь не смотреть на мои ноги и все же цепляясь за них взглядом. — И да, хотел.
— Чувствуешь себя победителем?
— Конечно. — И прошел мимо меня обратно к холодильнику, вернул остатки ветчины и бутылку на место.
— Тебе нравится притворяться, что ничего не происходит? Говорить мне, что я никто? Унижать перед своими?
— А ничего и не происходит, — ответил он и направился к двери с подносом. Но я догнала и преградила дорогу. — И да, мне все это нравится. Я подонок, Найса. Ты разве не знала? Осознай и смирись. Дай пройти.
— Ты шарахаешься от меня, как от прокаженной, как от черта. Боишься меня, да? Страшно смотреть своим демонам в глаза?
Усмехнулся уголком рта и посмотрел на меня наконец-то.
— Это кто демон? Ты, что ли? Отойди. Я устал и хочу спать. Не знаю, что ты там себе вбила в голову, но мне не о чем с тобой говорить. Ничего не было. И перестань ходить за мной. Это унизительно.
— Конечно устал. Трахал свою шлюху.
Выбила поднос из его рук и вцепилась в воротник рубашки.
— Я думаю о тебе…, — прохрипела, глядя ему в глаза. — Ты понимаешь, я каждый день думаю о тебе!
— А я о тебе не думаю. — Сбросил мои руки. — И тебе не советую. Держись от меня подальше, Гусеница. Мы доживем в этом доме, сколько положено, и разбежимся в разные стороны.
Я толкнула его в плечо.
— Лжешь! Посмотри мне в глаза и скажи, что не вспоминаешь, как я к тебе…
Резко закрыл мне рот ладонью и поднял на меня тяжелый взгляд.
— Чего ты хочешь, Гусеница? М-м-м? Чего ты добиваешься? Чтоб нас услышали? Застали? Зачем с ума сводишь? Я на грани… я скоро сорвусь. Понимаешь? Не толкай меня туда!
Тряхнул сильно за плечи.
— Хватит!
— Это же когда-нибудь закончится, Мад?
— Закончится. Перестань об этом думать, и закончится!
— А ты перестал?
Взгляд на его губы перевела, и дышать стало опять трудно. Руку его себе на шею положила и повела ладонью вниз по груди. Но он оттолкнул меня.
— Не смотри на меня так!
— Как так?!
— Вот так, как сейчас. Вообще не смотри на меня, Найса. Уйди. Не подходи ко мне.
— Это ты не смотри! Не заходи ко мне по утрам, не подглядывай за мной в душе, не отгоняй от меня парней. Сможешь?! Или будешь вечно притворяться? А я не могу. На шлюх твоих смотреть, знать, что ты там с ними… и я никто тебе. Да, никто. Я ТАК НЕ МОГУ БОЛЬШЕ!