— Ишь ты, сучка, разумничалась. Морали читать нам вздумала.
— Заткнитесь. Я помогу. У Лолки еще один в доме орет, сиську ждет. Сдохнет — и нам кормить придется. Идите, кирпичи ищите, и сюда несите. Да побыстрее.
От удивления вздернула бровь. Вот эта черноволосая, которая грозилась заколоть меня вилами и, судя по всему, старшая из них, совершенно не была похожа на ту, что рискнет жизнью ради ребенка. Но внешность обманчива. В этом я убедилась много раз.
— Я писать хочу, — проскулил мальчик, и я подняла голову.
— Потерпи немножко, хорошо? Совсем чуть-чуть. И старайся не шевелиться. Представь, что это такая игра.
Каждый раз, когда он вздрагивал, дергалась и я. Осмотрела мину со всех сторон. Большая и круглая. Плоская, как тарелка. Я очень надеялась, что она не рассчитана на точный вес. Потому что как только я положу кирпич, а мальчик уберет ногу, может произойти несоответствие, и эта штука рванет.
Обернулась и увидела Сару, она ко мне шла с четырьмя серыми кирпичами и веревкой.
— Осторожно, по моим следам иди. Их видно. Земля сырая.
Женщина присела рядом на корточки.
— Что делать надо?
— Мина класса «А» рассчитана лишь на то, чтобы уничтожить того, кто на нее наступит. Под этой крышкой находится пружина. Честер своим весом давит на нее. Как только он уберет ногу — пружина распрямится и произойдет взрыв. Наша задача — обмануть пружину. Привязать кирпич к крышке и уйти.
— Звучит просто.
— Звучит потрясающе.
— Но…
— Но я не знаю, насколько усовершенствовано это устройство, рассчитано ли оно на вес. Так что мы рискуем.
— Нахрена тебе это все? А?
Спросила она, глядя на меня выразительными карими глазами.
— Матери не должны терять своих детей, — ответила тихо, но голос все равно дрогнул. — План такой. Я положу руку на мину и создам давление. Мальчик уберет ногу. Пока я буду давить на пружину, ты перевяжешь между собой два кирпича и положишь по обе стороны от моей руки. Потом просунешь веревку под шапкой мины и закрепишь их. По идее, должно сработать.
Мы посмотрели друг на друга, а потом на мальчика, который всхлипнул и снова дернулся.
— Хорошо. Давай попробуем проделать это дерьмо. Если оно взорвется, я тебе, как там тебя, задницу надеру.
— Марана.
— Что?
— Меня зовут Марана. И да, если взорвется, можешь надрать.
Она усмехнулась уголком красных обветренных губ.
— Ну, давай. Начинай.
Очень медленно я положила руку на крышку мины.
— Честер, малыш, теперь ты должен нам помочь, хорошо?
Он кивнул и снова жалобно всхлипнул.
— Ты будешь очень и очень медленно убирать ногу. Сара поможет тебе. Когда я скажу, ты уберешь ее полностью. Хорошо?
— Да.
Я хотела чувствовать, с какой силой давить. По мере того, как Сара двигала ножку мальчика, я передвигала ладонь на центр устройства.
— Бля-я-я, я как в парилке потом вся истекаю.
— Бесплатная сауна, Сара. Полезно для кожи и для здоровья.
— Да пошла ты.
— Если что — мы туда пойдем вместе. Стоп. Не двигай.
Я услышала какой-то легкий щелчок снизу. Сара побледнела до синевы и вцепилась в ножку Честера.
— Что такое?
— Не знаю. Был какой-то звук. Давай снова, миллиметр за миллиметром. Не торопись.
— Я не тороплюсь.
Моя ладонь полностью закрыла центр крышки, и я разрешила Честеру убрать ногу. Мы обе зажмурились, и когда Сара прижала мальчика к себе, выдохнули. Вот теперь он зарыдал в голос, а я смотрела, как женщина несет его заплаканной матери, как та падает с ним на колени и целует его личико, голову, грязные руки, прижимает к себе… Отвернулась и закрыла глаза. Мне такого счастья не выпало и не выпадет никогда. Еще одна причина ненавидеть Мадана Райса и желать ему смерти. Он лишил меня всего, отобрал так много…
Проглотила комок, стоящий поперек горла. Не реветь. Не сейчас и не сегодня. Не утягивать себя на это дно.
— Ну что, Марана, думала я свалила?
Сара уселась на колени возле меня.
— А надо бы. Ты, сучка такая, мужика моего погубила, а он меня кормил и трахал, между прочим. Хотя тварью был редкостной.
— Да у вас целый полк кобелей. Найдется кому и кормить, и трахать.
— Все не так просто здесь, Марана. Мы и так по рукам ходим. Оттого и мясом зовемся.
Она начала перевязывать кирпичи, а я почувствовала, как рука начинает неметь от держания на весу и неудобной позы.
— А дети… почему к детям отношение такое?
— Так а какое должно быть? Зачем здесь дети? Это не просто обуза — это ненужный балласт. Их нечем лечить, нечем кормить. Если у матери молока нет — помрет же с голода. Вот так и выживают естественным отбором. Все готовы, что потеряют. Не живут они здесь долго. То от лихорадки умирают, то от болезней каких-то. Антибиотики есть, но для взрослых— в таблетках и ампулах. Никто ни дозировки не знает, ничего. Акушерок тоже нет. Да и лекарства под замком. Никто не даст просто так. Они на вес золота у солдат. Им здоровые мужики нужны, а не немощные дети.
Она говорила, а сама веревкой кирпичи обматывала, узлы завязывала. Только руки дрожать начали.