Неонигилизм

Если мы не можем быть сегодня анархистами, то не удивительно, что наша жизнь — отрицательная „пропаганда действием“. Красивые дома были захвачены нами, с изящными художественными произведениями, с ценными изделиями рук человеческих, — растоптаны и размотаны. Я видел художественной работы вазу, употребляемую вместо корзины для угля. Грязь и безобразие, вот тот мусор, который выносят из „наших“ домов, все бывавшие в них и соприкасавшиеся с нами. Посетив одну из таких „коммун“, группа курсисток заключила: „это мы у себя видим и имеем, — мы думали, что у анархистов иначе! Да, вместо того, чтобы сделать из бывших гнезд пауков, дома веселья и место для новой красивой жизни, их превратили в свалочную яму, где слышно день и ночь лишь револьверное щелканье, мечты об эксах...

Я убежден, что если бы дано было в подобную организацию миллион рублей, то в ней через полгода будет мерзость и запустение. Нет, не отсутствие денежных средств мешают анархистам выявить свое „творчество“. В разрушении лишь наша истинная сущность, но это не надо смешивать с разложением о котором я пишу. Наши собрания часто похожи на бурсу, о которой нам поведал Помяловский, где каждый хочет говорить, не выслушав и не понимая другого. Мы еще не научились сами, а поучаем учеников, мы не умеем бороться за себя, а уже распинаемся за других — что гораздо легче и что служит признаком бессилия. Рассыплемся поодиночке и единоидейно нанесем удары — и мир содрогнется. Анархисты без анархизма — ничто, будем же анархистами сегодня, или — да будет он проклят.

Из доклада, читанного инициативной группе Киевской ассоциации свободных анархистов.

....Товарищи! Настоящий момент нашей истории в нашей личной жизни очень чреват последствиями: на долгое бремя может остаться ложный взгляд на „анархизм“ и мы отчасти будем в этом повинны. Если бы посторонний зритель стал изучать анархизм, после дней амнистии, по декларациям и листкам, издаваемым в России, то при сравнении с анархизмом прошлого, он вынес бы недоумение и вопрос: куда же исчез анархизм?

Вчера еще мы знали что есть анархизм, и суть его была для нас ясна, сегодня уже мы не можем сказать этого.

Анархизм распылился превратился в анемичное с выбитыми бивнями животное, которое ластится к пришедшей „Революции“, к „Свободам“ и умильно виляет хвостом как-будто для того, чтобы показать свое смирение.

Вместо того, чтобы углублять свое учение и блюсти его чистоту, ту чистоту, за которую наши враги называли нас „непримиримыми“ мы взяли на удобрение из навозной буржуазно государственной кучи „свободы“ и воображаем что от этого анархизм окрепнет, станет массовым явлением, что на языке некоторых анархистов называется „учитывать момент“.

Эти „бухгалтера-анархисты“ до того увлеклись, что зовут одевать солдатский мундир и идти в действующую армию.

Иркутяне, говорят, дали целому полку наше гордое, незапятнанное, антимилитаристское черное знамя, и направив его на фронт, заставили его покраснеть: одесситы агитируют за то же: они готовы нести жертвы на алтарь... буржуазной свободы.

Им остается, и будет вполне последовательно, звать „граждан“ заложить жен и детей и подписываться на заем свободы... И еще: надо поступать на пороховые заводы, надо организовать боевую мощь государственной, но „свободной“ России, надо... надо... стать вообще защитником государственных свобод, чтобы закрепить добытую уже, — так поют многие наши товарищи анархисты-пересмешники.

Но не пора ли отрезвиться от угара. Раскрытие Францией секретных договоров, заключенных с союзниками вскрыло суть настоящей военной авантюры — хотя она и без того была ясна. Приказ Временного Правительства о карах налагаемых на „лиц, групп и целых частей“ войск „за неповиновение“ и „сопротивление“, восстание и за отказ от исполнения „боевых приказов“, — виновным каторгу

Наглость и контр-революционная суть такого постановления напоминает „боевые“ выступления бывшего царского правительства.

Кто из анархистов посмеет теперь заикнуться с призывом идти в армию, а если это случится, то такой акт не вправе ли назвать изменою анархизму, недомыслием.

Еще недавно Керенский говорил, что Правительство действует на народ, на войска „моралью“ и не хочет прибегать к насилию; но уже пролилась на фронте народная кровь, уже расстреливал солдат солдата одной и той же армии.

Контрреволюция поднимает голову и сигнал подан социалистами министрами, которые на днях как-бы в насмешку присягали народу. Преступления правительства уже образуют кровавый синодик: арестован и заключен в тюрьму „больной“ организатор „Кирсановской республики“, при этом было убито 8 человек, многие ранены; убит в Москве в комиссариате, анархист Ложков; в Томске арестованы и расстреляны опать-таки анархисты; пресловутая „политическая свобода“ обагрилась как и должно быть, кровью наших товарищей.