Неонигилизм

Когда вы задумали усыновить контроль над редакционной коллегией, вы нарушили принцип анархизма; вы можете с вами, со мной не соглашаться и отбросить нас, но надеть узду на меня я не позволю. Я враг контроля над производством, а вы хотите контролировать мой мозг, — но ведь этим вы затянули мой рот и говорите: твой анархизм лжив, а наш верен — он близок масс, рабочим..

Анархизм не терпит апелляции к массам.

Из создавшегося чрезвычайно острого положения, есть единственно правильный выход: надо образовать коллегию или федеративно-автономную группу всех сотрудников „Буревестника“.

И вы, желая иметь анархический орган, входите в соглашение т. е. даете взамен их работы, средства, образуете группы технические, агитаторские, организаторские, и т. п. Так все составят федерацию, только при таких условиях возможна работа...

Голос: „А с рабочими вы можете работать“?

— Я хочу работать с анархистами.

Вы боитесь новых слов2, но разве старые, общепринятые, общепризнанные слова не были новыми? Нет! Только старческие умы пугаются новизны, но нам анархистам, сторонникам вечного горения и исканий, не к чему такое опасение.

Что говорить о контроле? Дайте больше оригинального материала. Мы {редакция) уподобляемся шелковичным червям — снова и снова ткем бесконечную словесную ткань.

Контролировать нечего; выбирать нечего, хотя я не имею ничего против увеличения коллегии — но это совершенно бесполезно: технически контроль возможен после, а не до напечатания.

Из доклада читанного на собрании Петроградской организации анархистов.

Товарищи! положение, которое я застал в организации Петроградских анархистов, заставляет меня, как космополитического анархиста, обратиться с этим докладом; Несмотря на то, что меня в числе некоторых других лиц назвали „самозванцем“, я охотно подписываюсь под этим эпитетом и, все же продолжаю делать задуманное мною.

— Да, я самозванец, я действительно, сам зову себя туда где делу анархии грозит опасность извращения; и эта обязанность — если возможно так выразиться, лежит на каждом мыслящем революционере анархисте. Бросивший мне упрек в самозванстве, взял на себя эту кличку, потому, что ею он хотел оскорбить меня и тем самым признал все буржуазное содержание ее.

В семье анархистов, по всему лику земли, нет самозванцев — они смеют чувствовать себя дома везде; всюду рукопожатие товарищей должно встречать их.

На арене жизни, каждый из нас обязан проявить себя, как анархист и как таковой, смеет хотеть, мочь, и тем самым, на свой внутренний зов реагирует деянием и пробивать себе путь во внешнем, враждебном мире. Когда я услышал о самозванстве и о „представительстве“ — последнее дает право войти в круг идеологии здешних анархистов, — я почувствовал и потом побыв на собрании, убедился, что имею дело с извращенными анархическими идеями.

Чистый последовательный анархизм отрицает представительство т. к. оно выражает только волю представителя или отнимает у него ее, превращает его в передаточный почтовый ящик, — то и другое несовместимо с нашими свободными независимыми воззрениями.

Представлять кого-либо как-будто по иронии, в корне своем означает.......

представление, ломание, комедию...

Я представитель единственно самого себя, и неужели мне, анархисту скажут: иди, мимо.

А когда безумцы мне говорят о самозванстве и об „организации“ вообще, я спрашиваю себя: где я нахожусь: в организации социалистов-централистов или в другом каком-либо стаде людском, где существуют пастухи и пасомые, где организованности придают не анархический оттенок? и пришел к заключению, что мои многие товарищи, называющие себя анархистами воспитаны на социалистической закваске, которая дает себя чувствовать.

О какой „организации“ может быть речь среди анархистов, как можно тащить и не пущать работников анархии куда бы то ни было, когда мы свободны — свобода внутри нас — и образуем добровольную всемирную ассоциацию не организованных т. е. не дисциплинированных анархистов.

Организация означает, что необходимо кого то организовать, вводить в рамки, стойло, где все решается голосованием, мнением большинства, толпы. Но мы знаем или должны были бы знать что анархист может быть, как и поэт — только милостью неба, природы: рожденного ползать, нельзя научить летать.

Но иное дело коммуна: в ней могут существовать не анархисты по сознанию, но по чувству, по симпатиям и это уже будет не коммуна анархистов, а нечто среднее между нею и коллективизмом, коммуна в вульгарном смысле слова.

Когда мы хотим теперь взять фабрики, заводы и земли в свои руки, разве это означает, что тогда же наступить коммуна. Нет. Коммуна требует для вступления в нее сознательного соглашения, а это возможно в том случае, когда в коммуну вступают индивидуалисты, т. е. с цельным мировоззрением и осознавшие свою особенность.