Мы можем забирать дома для коммунизации их анархистами, или для передачи живущим в подвалах — да, это необходимо, но делать так, как это сделали бы первые встречные „с рынка“, как только способны ярые собственники — для нас позор и клеймо.
Что допустимо для обывателя, то несчастье анархисту, что приветствуемо у темного рабочего, то вопиющее явление для сознательного анархиста.
Мы сторонники коммунизации, но не дербанизации; мы носители экспроприации, но не грабежей.
Грабеж у буржуазии дело масс, и мы к нему
Свобода и Коммуна.
Как прекрасно слово „свобода“, как страстно на протяжении всей человеческой истории, человек стремился осуществить свое заветное желание, свою давнишнюю мечту — быть свободным.
Какие широкие горизонты раскрывались перед человечеством, когда проповедь пророков и великих революционеров — этих апостолов экономического равенства и интеллектуального освобождения, показывала им всю мерзость их сейчасной жизни, раскрывала перед рабом все безобразие его положения, и подлость стремящихся к владычеству.
Каким блеском загорались глаза подъяремного не человека, а подобия его, когда ему навевали „сон золотой“, каким восторгом сияла душа невольника перед радостным будущим потомков его и как вздрагивали его упругие мускулы, от призыва восстать и свергнуть свое иго. Красив и могуч человек, я бы сказал всеобъемлющ он, этот царь и бог, раб и червь планеты.
Поднявшись с земли на которой он ползал на четвереньках, став на ноги, научившись ездить и, наконец, летать, человек завоевал все стихии: воду и землю и нутро их, воздух стал достоянием его. От детских проблесков мысли он поднялся, в лице своих некоторых сородичей, до умопомрачительной высоты умственного величия.
И техническое и мыслительное развитие человечества, в последней стадии прошлого века и в начале настоящего, стало усиливаться несравненно быстрее, чем это было раньше, оно как-бы в геометрической прогрессии развивает свой ход, оно безудержно стремится охватить своим умственным взором весь мир с самим собою.
Что вчера казалось верным и истинным, сегодня разбивается вдребезги и старых богов сметает в сторону, чтобы найти новых. Свобода — этот красивый звук человеческого органа, с прекрасным магнитозовущим содержанием, также потерпела не мало перепитий, пока, наконец, вылилась в нынешнее толкование ее анархистами.
Я полагаю, да и для каждого „коммуниста“ известным должно быть, что великое общество будущего — коммуна, предполагает первым и главным своим условием, индивидуума. Его воля, его индивидуальность, со всеми своими оттенками, прежде всего, а потом уже общество, или иначе, существует личность и, коммуна — союз этих личностей, должна помочь удовлетворению его нужд всякого рода. Значит, не индивидуум для коммуны, а она для него. Коммуна ставит своей целью абсолютно-полное освобождение личности и в интересах человека она и создается. Вторым условием образования коммун есть ассоциация личностей сознательных, дающих себе отчет в целях ее — в противном случае, будет просто сообщество, но не коммуна. Свободное соглашение требуемое в коммуне, заранее предполагает, что она ассоциирует не всех встречных и поперечных, а только индивидуалистов.
Индивидуализм предшествует коммунизму.
Многие думают что среди анархистов существует течение, слывущее индивидуалистическим, что оно параллельно и противополагается коммунистическому в целом, — это заблуждение. Между коммунистами больше общих черт присуще каждому из них, между тем, как среди индивидуалистов обратное, и каждая личность имеет свою собственную физиономию и больше своеобразия. Коммунисты расходятся друг с другом в деталях тогда как индивидуалисты сходятся друг с другом в частностях и они не урезывают себя границами недозволенного.
Коммунизм —солнечная система, а индивидуализм, это блуждающий, не поддающийся или не желающий подчиняться закону тяготения болид. Но, без индивидуализма нет коммунизма.
Здесь задача, которую разрешат — как верят многие — люди будущего века, задача заинтересовать всех болидов-индивидуалистов.
Истинный коммунист (читай: индивидуалист) не нуждается в самопожертвованиях ради него и сам не жертвует; он улыбается на желание многих радоваться его радостями и плакать его горестями: в этом нет нужды; такая жалость елейно приторна и не будет иметь места в коммуне. Если все это верно, то не следует ли отсюда заключить, что ныне живущий индивидуалист может говорить и действовать в интересах своего, а не отвлеченного, абстрактного „я“.
Отрицая программы минимум, анархисты коммунисты тем самым утверждают что они заставляют довольствоваться краюшкой хлеба насущного и духовного, в то время, когда весь каравай принадлежит трудящимся.