Неоновые Боги

кофейную чашку Гермеса и ставлю ее в раковину. Женщина оставляет беспорядок, куда бы она ни пошла, но на данный момент я к этому привык. Прошлая ночь была относительно спокойной по шкале Гермеса-Диониса. В прошлый раз, когда они вломились сюда, они принесли курицу, которую нашли только боги знают где. После этого я несколько дней искал перья.

Я смотрю на кофейник, отгоняя мысли об этих двух нарушителях спокойствия. Они не те, о ком мне сейчас нужно беспокоиться. Но о Зевсе. Честно говоря, я удивлен, что он еще не связался со мной. Он не из тех, кто сидит сложа руки и ждет, когда кто-нибудь заберет одну из его игрушек.

Так чертовски заманчиво протянуть руку первым, ткнуть его носом в тот факт, что эта маленькая светская львица была готова бежать ко мне, а не выходить за него замуж. Это слишком импульсивно и мелочно. Если я намерен использовать Персефону, чтобы действительно отомстить…

Я буду таким же плохим, как и он.

Я пытаюсь отогнать эту мысль в сторону. Мой народ пострадал от козней Зевса. Я страдал, потерял столько же, сколько и все остальные. Я должен был бы ухватиться за этот шанс, чтобы хоть немного отомстить. И я действительно хочу отомстить. Но хочу ли я этого за счет этой женщины, которая уже сыграла пешку и для своей матери, и для Зевса? Достаточно ли я холоден, чтобы идти вперед, несмотря на ее протесты?

Полагаю, я мог бы спросить ее, чего она хочет. Какая оригинальная мысль.

Я морщусь и наливаю вторую чашку кофе. После минутного размышления я нахожу сливки и сахар и дозирую их. Персефона, похоже, не из тех, кто пьет черный кофе. С другой стороны, что я знаю? Единственная информация, которой я располагаю о ней, — это то, что написано в колонках сплетен, которые следуют за Тринадцатью и людьми в их сфере. Эти «журналисты» обожают женщин Деметроу и следуют за ними повсюду, как стая собак. На самом деле я в некотором роде впечатлен тем, что Персефона выбралась с той вечеринки, не обзаведясь свитой.

Сколько реального и сколько творчески собранного вымысла? Невозможно сказать. Я лучше многих знаю, что репутация часто имеет мало общего с реальностью.

Я тяну время.

В ту секунду, когда я осознаю это, я ругаюсь и выхожу из кухни и поднимаюсь по лестнице. Еще не поздно, но я почти ожидал, что она уже встала и терроризирует кого-нибудь в доме. И Гермесу, и Дионису удалось выйти из пьяной комы, которую они называют сном, и уйти до того, как Персефона проснулась.

Я ненавижу этот завиток беспокойства, который пронизывает меня насквозь. Психическое здоровье этой женщины — не мое дело. Это просто, черт, не так. Мы с Зевсом уже танцуем на острие меча каждый раз, когда нам приходится взаимодействовать. Одно неверное движение, и я буду расчленён надвое. Что еще более важно, одно неверное движение — и мои люди пострадают от последствий.

Я подвергаю себя и своих людей опасности из-за этой женщины, которая, вероятно, так же жаждет власти, как и ее мать, и, скорее всего, проснется, осознав, что ее лучший путь к этой власти — кольцо Зевса на пальце. Не имеет значения, что она сказала вчера вечером по телефону своим сестрам. Это не имеет значения.

Я стучу в дверь и жду, но не слышу ни звука. Я стучу снова.

— Персефона?

Тишина.

После короткого внутреннего обсуждения я открываю дверь. Возникает малейшее сопротивление, и я толкаю сильнее, заставляя что-то разбиться с другой стороны. С глубоким вздохом я вхожу в комнату. Мне достаточно одного взгляда по комнате — увидеть опрокинутый столик и пропавшее одеяло, — чтобы прийти к выводу, что она пряталась в ванной всю ночь.

Конечно, она понимала.

Она в большом, плохом доме Аида, поэтому она просто предполагает, что ей каким-то образом причинят вред, пока она беззащитна во сне. Она забаррикадировалась внутри. Это заставляет меня хотеть что-нибудь бросить, но я не позволял себе такой потери контроля с тех пор, как едва вышел из подросткового возраста.

Я ставлю кружку с кофе и беру приставной столик, улучив момент, чтобы поставить его на место. Удовлетворенный размещением, я подхожу к двери ванной и стучу.

Шарканье с другой стороны. Затем ее голос, такой близкий, что ей приходится прижиматься к двери.

— Ты часто вламываетесь в чужие комнаты без разрешения?

— Мне нужно разрешение, чтобы войти в комнату в моем собственном доме? — Я не знаю,

почему я ввязываюсь в это. Я должен просто открыть дверь, вытащить ее и отправить восвояси.

— Возможно, вам следует попросить людей подписать отказ от прав, прежде чем переступать

порог, если вы считаете, что домовладение работает именно так.

Она такая странная. Так… неожиданно. Я хмуро смотрю на побеленное дерево.

— Я подумаю об этом.

— Проследи, что так и сделал. Ты разбудили меня довольно резко.

Она звучит так чертовски чопорно, что мне хочется сорвать эту дверь с петель, просто чтобы хорошенько рассмотреть выражение ее лица прямо сейчас.

— Ты спал в ванне. Вряд ли это рецепт хорошего ночного отдыха.

— У тебя очень узкое мировоззрение.

Я свирепо смотрю на нее, хотя она никак не может этого видеть.

— Открой дверь, Персефона. Я устал от этого разговора.