Неоновые Боги

Персефона напрягается, и мне не нужно видеть ее лицо, чтобы знать, что она думает о своих сестрах. Возможно, у нее были противоречивые чувства к своей матери, но из всего, что она сказала, и из всего, что я видел, этого нельзя сказать о других сестрах Деметроу. Если и есть какая-то точка давления, доступная Зевсу, то это они. Черт. Мне следовало подумать об этом раньше. Я не могу послать своих людей охранять их, не нарушая договора, и Зевс ни за что не останется в стороне, если я впущу их в свой дом. Это проблема, для которой у меня нет готового решения, но я с ней разберусь.

Я прижимаюсь поцелуем к ее виску.

— Устал?

— Это эвфемизм для того, чтобы спросить, хочу ли я уйти отсюда и подняться в твою комнату? -

Она изогнула ровно настолько, чтобы ее губы коснулись моих. — Если так, то да. Если нет, то будь готов к тому, что я буду убеждать тебя в обратном

— Я люблю. Ее. — Гермес хлопает в ладоши. — Аид, ты должен оставить ее себе. Она делает

тебя человеком, а ты делаешь ее интересной, и прошло меньше недели. Представьте, какими интересными вы оба будете через год или пять.

— Гермес. — Я вкладываю в свой тон достаточно предостережения, чтобы шокировать любого до

глубины души.

Естественно, она игнорирует меня. — Хотя я полагаю, что если ты соблазнишь Зевса нанести удар, то мы столкнемся с войной, и это все испортит.

Персефона поворачивается к ней.

— Подожди, война? Если он нарушит договор, Тринадцать придут за ним. Вот как это работает.

— Поправка, именно так это и должно работать. — Гермес пожимает плечами. — Правда в том, что

по меньшей мере треть из них являются маленькими приспешниками Зевса и вкладывают значительные средства в сохранение статус-кво. Они присоединятся к нему, чтобы затоптать Аида в небытие, если решат, что он собирается раскачать лодку.

— А остальные две трети?

Еще одно пожатие плечами. — Могут пойти в любую сторону.

Эта информация не совсем неожиданна, хотя и чертовски разочаровывает. Если я переступлю черту, все они объединятся, чтобы без колебаний свергнуть меня. Гермес и Дионис могут чувствовать себя плохо из-за этого, но они присоединятся к остальным, когда дело дойдет до драки. Конечно, то же самое не относится к этому куску дерьма Зевсу.

Я беру Персефону на руки и встаю, игнорируя ее протесты, что она может идти. Нести ее прямо сейчас — это не то, что она может и не может сделать. Речь идет о том, чего я хочу, о том небольшом комфорте, который я себе позволю. Мне нужно подумать, а здесь я не могу этого сделать. Хотя я не знаю, чего я надеюсь достичь. Мы уже изложили наш план и прыгнули в свободное падение. Теперь пути назад нет. Независимо от того, каковы будут последствия, мы должны довести это до конца.

Мне просто нужно придумать, как сделать так, чтобы в процессе не погибли все, за кого я несу ответственность.

Глава 16Персефона

Я все еще перевариваю новую информацию, когда Аид выносит меня из комнаты. Я протестую против того, чтобы меня так тащили, но маленькой, тайной части меня это действительно нравится. По правде говоря, мне многое нравится в Аиде. Он колючий и властный, но даже спустя всего несколько дней я вижу в нем правду.

— Аид. — Я кладу голову ему на плечо и позволяю ровному биению его сердца успокоить меня. -

Я знаю твой секрет.

Он поднимается по лестнице.

— Какой?

— Ты рычишь, огрызаешься и грубишь, но под коркой у тебя оооочень «липкий» центр. — Я

обвожу его верхнюю пуговицу указательным пальцем. — Тебе не все равно. Я думаю, что на самом деле тебе не все равно больше, чем любому из остальных Тринадцати, что иронично, учитывая роль, которую ты получил на Олимпе.

— Что заставляет тебя так говорить? — Он все еще не смотрит на меня, но это нормально. На

самом деле проще разговаривать с ним таким образом, не чувствуя, что он может прочитать мои мысли одним напряженным взглядом.

— Ты хочешь, чтобы Зевс заплатил, но не за счет твоего народа. И они — твой народ. Я

наблюдала, как ты ведешь себя с Джорджи, и снова с Джульеттой и Мэтью. Так бывает со всеми, не так ли? Они все прошли бы сквозь огонь ради тебя, а ты защищаешь их своим большим, задумчивым присутствием.

— Не думаю.

— Ты — само определение задумчивости.

Он фыркает.

— Конечно, меня это волнует не больше, чем твою мать. Она та, кто обеспечивает весь город

питанием и всем необходимым.

— Да, она такая. — Невозможно скрыть горечь в моем тоне. — Она очень хороша в своей работе,

но делает это не из милосердия своей души. Она гонится за властью и престижем. Чувство достаточности всегда находится за следующим горизонтом. Она собиралась продать меня Зевсу. Она не будет смотреть на это таким образом, но это то, чем была та помолвка — сделка. Она любит меня, но это второстепенно по сравнению со всем остальным.

Аид не сразу отвечает, и я поднимаю глаза, чтобы найти его со странным выражением на лице. Он выглядит почти… противоречивым. Я напрягаюсь.

— Что ты знаешь такого, чего не знаю я?

— Целый ряд вещей.

Я отказываюсь отвлекаться на эту дурацкую шутку.

— Аид, пожалуйста. Мы в этом вместе, так или иначе, до конца зимы. Скажи мне.