Неоновые Боги

как можно ближе к Аиду, чтобы не забыть связаться со своими сестрами. Эгоистично. Так эгоистично с моей стороны. Но тогда как еще назвать мой план навсегда покинуть Олимп? Я отгоняю эту мысль. Каллисто наклоняется вперед и окидывает меня критическим взглядом.

— Ты выглядишь… хорошо.

— Я в порядке. — Как бы ни было заманчиво преуменьшать ситуацию, быть абсолютно честной с

ними — единственный выход. — Мы с Аидом заключили сделку. Он будет охранять меня, пока я не смогу выбраться с Олимпа.

Каллисто прищуривается.

— Какой ценой?

Вот в чем суть всего этого. Я выдерживаю ее пристальный взгляд.

— Если Зевс сочтет меня менее желанной, потому что я спала Аидом, он не будет пытаться

преследовать меня, когда я уйду. — Когда мои сестры просто смотрят на меня, я вздыхаю. — И да, я в ярости на мать и в ярости на Зевса, и я хотела доказать свою точку зрения.

Психея хмурится.

— Сегодня утром распространился слух, что вы с Аидом, ну, занимались сексом на глазах у

половины нижнего города. Я думала, что это просто люди сплетничают чепуху, но…

— Это правда. — Я чувствую, как мое лицо краснеет. — Наш план не сработает, если это просто притворство. Это должно быть по-настоящему.

Следующей говорит Эвридика, моя милая и невинная сестра, ее голос низкий и яростный.

— Мы приедем за тобой прямо сейчас. Если он думает, что может заставить тебя…

— Никто меня ни к чему не принуждает.

Я поднимаю руку. Я должна опередить это. Я должна была знать, что попытка быть скрытной и неточной только разожжет каждый из их защитных инстинктов.

— Я скажу вам всю правду, но вы должны перестать реагировать и слушать.

Психея кладет руку на плечо Эвридики.

— Скажи нам, и тогда мы решим, как реагировать.

Это примерно самое хорошее предложение, которое я собираюсь получить. Я вздыхаю, а затем рассказываю им все. Как я настаивала на сделке. Постоянная материнская забота Аида. Как хорош с ним секс.

Я опускаю историю Аида с Зевсом, шрамы, покрывающие его тело, которые, без сомнения, произошли от пожара, убившего его родителей. Пожар, вызванный Зевсом. Я безоговорочно доверяю своим сестрам, но что-то во мне восстает против того, чтобы поделиться этой историей. Это не совсем секрет, но мне кажется, что это один из них, как часть знания, которым мы с Аидом делимся, которое еще больше связывает нас вместе.

И…

Я колеблюсь, но, в конце концов, с кем еще я могу поговорить об этом?

— Я чувствую, что могу дышать здесь.

Мне не нужно притворяться с Аидом, не нужно все время быть совершенной и яркой. Я чувствую себя так… Как будто я наконец начинаю понимать, кто я за маской.

В глазах Эвридики светятся сердечки.

— Только ты могла убежать и упасть в постель с сексуальным мужчиной, решившим сделать

все, чтобы защитить тебя. Ты действительно благословлена богами, Персефона.

— Это было не похоже на то, когда они объявили о помолвке.

Счастье Эвридики тускнеет.

— Нет, я полагаю, что это не так.

Психея смотрит на меня так, словно никогда раньше меня не видела.

— Ты уверена, что все это не хитроумная ловушка? Вы разработали эту защиту не просто так.

Я подавляю свое инстинктивное отрицание и заставляю себя подумать об этом.

— Нет, это не хитроумная ловушка. Он ненавидит Зевса так же сильно, как и я; у него нет причин

думать, что, сломав меня, он причинит вред кому-то, кроме меня. В любом случае, он не такой. Он совсем не похож на остальных из Тринадцати. — Это, я знаю, правда. Я выжила, двигаясь по кругу власти и влияния Олимпа так долго, доверяя своим инстинктам и лжи сквозь зубы. Мне не нужно ложиться с Аидом. Более того, мои инстинкты отмечают, что я в безопасности.

— Ты уверена? Потому что мы все знаем, что ты была очарован титулом Аид…

— Аид — не проблема. — Я не хочу рассказывать им то, что знаю о маме, но им нужно знать. — Мать

угрожала перекрыть всю линию снабжения нижнего города, пока Аид не вернет меня.

— Мы знаем. — Каллисто проводит рукой по своим длинным темным волосам. — Она

разглагольствовала об этом с тех пор, как ты ушла, доводя себя до исступления.

— Она волнуется, — говорит Эвридика. Каллисто фыркает. — Она злится. Ты бросила ей вызов и

оставила ее с пирогом на лице перед остальными Тринадцатью. Она сходит с ума, пытаясь сохранить лицо.

— И она беспокоится. — Эвридика бросает взгляд на нашу старшую сестру. — Она убиралась.

Я вздыхаю. Легко изобразить мою мать злодейкой рядом с Зевсом, но она действительно любит нас. Она просто не позволяет этой любви встать на пути ее амбиций. Моя мать может быть с каменным лицом, отдавая приказы, как генерал, собирающийся идти в бой, но когда она волнуется, она убирается. Это ее единственная подсказка.

В конечном счете, это ничего не меняет.

— Она не должна была обрушивать это на меня.

— Никто с этим не спорит. — Психея поднимает руки. — Никто ни с чем не спорит. Мы просто

беспокоимся. Спасибо, что уточнила.

— Будьте в осторожнее. Я скучаю по вам.

— Мы тоже скучаем по тебе. — Психея улыбается. — Не беспокойся о нас. У нас здесь все под

контролем, насколько это возможно. Она вешает трубку до того, как я успеваю уточнить заявление.

Не беспокоиться о них.