Неоновый мир

– Мама Алины, Ольга Ивановна Тришина, умерла от рака примерно год назад, – произнесла Алла, словно считывая информацию с экрана компьютерного монитора. Память никогда ее не подводила.

– Кем она работала при жизни?

– Переводчиком в какой-то фирме…

– Что все это значит? – У Панфилова нервы не выдерживали.

Валентина отпила остывший чай. Ее рука дрожала.

– Это значит, что Алина – родная сестра нашего таинственного Жени Баунти, – ответила за Глушенкову Алла.

– После визита в роддом у меня возникли смутные предположения, – вновь заговорила Валентина. – После посещения университета предположения приняли реальные очертания. Теперь, я укрепилась в своих подозрениях. Убийство Моргулина и Шнитко – не результат бандитских разборок или гнева таинственного хозяина наркокартеля. Это – месть! Безжалостная месть. Поэтому и стрихнин… Чтобы жертва перед смертью как можно сильнее помучилась. Нам следовало догадаться об этом с самого начала!

– Месть? Но за что? – Панфилов отказывался верить собственной догадке. – Неужели ты думаешь, что это Алина так жестоко отомстила за брата?

– Алина – убийца! Не верю! – Алла проявила солидарность с Панфиловым. – Нет, нет! Этого не может быть.

Валентина молчала. Чашка в ее руке дрожала еще сильнее. Ей самой ужасно не хотелось верить фактам.

От ответа Валентину спас звонок в дверь. Открывать вызвалась Александра Прокопьевна. По возвращении ее лицо выражало странную смесь страха и удивления.

– Вы не поверите, кто пришел, – тихо прошептала она.

За ее спиной стояла Алина.

Аварийное всплытие

– В тот вечер, когда мама умерла, тоже шел дождь.

Алина смотрела на улицу, стоя возле открытого окна в кабинете инспектора по делам несовершеннолетних Валентины Глушенковой.

– Мама любила смотреть на дождь. Но в тот вечер она не отрывала взгляд от старого стола, который стоял посередине комнаты. Пока могла говорить, все шутила, что под столом прячется ее смерть. Ей казалось, что та уже несколько раз выглядывала оттуда, потрясая острой косой. Наверное, в тот день смерть уже не пряталась, а стояла рядом у изголовья ее кровати. Когда я подошла к маме, чтобы сделать укол морфина, она вдруг зашептала: «Аля, запомни! Роддом номер семь, пятая палата, три килограмма, мальчик. Сейчас ему тринадцать. Это твой брат. Запомни. Я должна была. Я не могла…» Дальше разобрать было невозможно. Я сделала укол и вышла из комнаты. Минут через пять я вернулась, а мама уже ушла…

Видно было, что Алина едва удерживалась от слез.

– Я не отнеслась всерьез к ее словам. Умирая, мама часто бредила. Полгода назад случай привел меня к седьмому роддому. Мамина фотография у меня всегда с собой. Я соврала, что мне надо сделать репортаж для газеты, и с фото в руках отправилась по кабинетам. Мне повезло. Пожилая акушерка вспомнила, что лет десять – пятнадцать назад «эта самая дамочка» родила мальчика и здесь же отказалась от ребенка. Назвали мальчика Женей Найденовым. Из роддома его отправили в Дом малютки, а затем – в детский дом «Теремок».

Алина подставила лицо под набежавший порыв ветра.

– Я все тогда думала – как она могла так поступить. А потом решила найти брата. Купила гостинцы и отправилась в «Теремок». Там перед «Теремком» есть парк. Только я в него вошла – навстречу мне бредет паренек, на лицо точная копия мамы, только чуточку смуглый. Я тогда сразу и догадалась, почему мама от него отказалась. Она боялась, что ребенок родится совсем чернокожий. А он был так – чуть смугловатый. Можно было бы что-то придумать – про особенности кожи, например. Ну, или желтуху какую. А она просто струсила.

Я, как его встретила, темнить особо не стала. Призналась, что его сестра. Женя даже не удивился, сказал, что сам все «сразу просек».

За окном просигналила случайная машина. Алина вздрогнула и прислушалась. Тишина. Девушка прерывисто вздохнула и продолжила:

– Он стал навещать меня дома. Все шло замечательно. Но однажды, когда у меня был Антон, Женя позвонил в дверь. Показывать Антону брата мне не хотелось. Я приоткрыла дверь, сунула ему рублей триста и приказала немножко погулять. Женя, видимо, обиделся и больше ко мне не приходил. Через несколько дней я наведалась в детдом. «Милые детишки», гонявшие в футбол на спортплощадке, радостно мне сообщили, что «гомик с нами больше не живет, мы его прогнали». Вышло так, что и я его прогнала! Прогнала в тот самый момент, когда он во мне больше всего нуждался!

Алина проглотила горький комок и продолжила: