Неопалимая

Вдоль ближайшей крыши, соединенной рядом парящих контрфорсов[4] с более высокой стеной над ней, высились гротескные изображения духов. Я ухватилась за водосточный желоб в форме Утопшего, чей оскаленный рот извергал воду во время дождя, и перегнулась через край.

От свинцовой крыши, прогретой солнцем за день, по-прежнему исходило тепло. Я глубоко вдохнула ночной воздух. Даже отсюда, сверху, ощущался слабый запах благовоний процессии. Над головой холодно сияли звезды, а далеко внизу торжественное шествие, переливающееся множеством свечей, походило на длинную ленту света, извивающуюся по улицам.

– Сюда, – подсказал Восставший.

Я пробиралась в указанном направлении на четвереньках до тех пор, пока не достигла дорожки, простирающейся за контрфорсами. Здесь мне уже не было видно процессии, обзор заслоняло нагромождение скатов крыш. Ветер стонал в темноте, проносясь сквозь множественные резные лики святых и духов. Я заметила, что Восставший задрожал, и двинулась чуть быстрее.

Дверь, к которой он меня подталкивал, оказалась не заперта. Она легко открылась на узкую, пыльную лестницу, которая, как я догадывалась, использовалась для доступа на крышу при ремонте. Стоило мне закрыть ее за собой, отгораживаясь от ветра и слабого света луны, мое сердце забилось быстрее. Я опрометью бросилась вниз, оказавшись в зале, освещаемом сквозь единственное круглое окно. Стены зала оказались увешаны старыми картинами с изображением мрачных священнослужителей, чьи сокрытые в тени глаза, казалось, осуждали меня, скорчившуюся на коленях и переводящую дыхание.

Хотелось спросить Восставшего, как он мог бояться темноты, если его органы чувств позволяли ему видеть сквозь стены, но я сомневалась, что дух был бы рад такому вопросу. Насколько могла судить, он обиделся на меня за то, что я вообще узнала его секрет.

– Я ощущаю здесь лишь одного человека с реликвией, – заметил он, как только я выпрямилась, выбросив все подобные вопросы из головы.

– Наверное, это ризничий, – предположила я.

В его обязанности входило присматривать за ценностями собора в отсутствие всех остальных.

В конце коридора была еще одна дверь. На этот раз я вышла к высокой мраморной галерее, с которой открывался вид на окутанный мраком неф. Здесь не было ламп, но огромные окна отбрасывали рассеянные лучи лунного света на коллекцию святынь, выложенных в витрине.

Я не стала приближаться к балюстраде, зная, что если сделаю это, то увижу внизу алтарь, а мне не хотелось смотреть на него снова без особой на то необходимости. Вместо этого прошла вдоль стены, наблюдая, как мое тусклое, искаженное отражение дрожит на бронзе церковного колокола, вероятно, извлеченного из какой-то важной часовни, павшей во время Скорби. Затем миновала пожелтевшие льняные одеяния святого, благоговейно хранимые под стеклом. Шагая по галерее, на полпути наткнулась на гигантское колесо повозки, каждая из спиц которого была выше моего роста. Я задержалась, чтобы прочитать надпись на табличке: «Колесо марсонского осадного орга́на».

Об осадных орга́нах мне уже доводилось читать: колоссальное сооружение из труб разного размера устанавливалось на повозку, запряженную двумя дюжинами тягловых лошадей. Его конусообразные раструбы извергали гром священного звона, что уничтожал любого духа в пределах слышимости. Несмотря на мощь, осадный орган оказался непрактичным для применения в бою, его хрупкие клапаны и мехи постоянно ломались при перемещении по дорогам Лораэля. Теперь он стоял в соборе Шантлера, навеки неподвижный и, вероятно, служивший для того, чтобы ежевечерне распугивать Теней под сводом.

Пока я стояла, разглядывая колесо, по коже пробежал холодок. У меня появилось жуткое чувство, что за пределами городских стен кишат духи, а для борьбы с ними нет ничего, кроме этой рухляди. В мозгу возникло видение древней, стонущей громады трубного органа, впервые вытащенного под небо со времен Войны Мучеников и отряхнутого от пыли – как последний рубеж защиты от наступающих мертвых. Это могло бы стать явью для Лораэля, если я потерплю неудачу.

Остаток пути до жилых помещений мы преодолели без происшествий, за исключением одного раза, когда пришлось спрятаться, чтобы избежать встречи с ризничим. Сквозь щель в дверном проеме я проследила, как он проходит мимо, бормоча ласковые слова ворону на своем плече, чьи громкие вскрики и карканье контрастировали с тихим шелестом мягких тапочек служителя. При его приближении свечи вспыхивали, а после ухода – гасли одна за другой.

Священнослужители жили в крыле собора, которое напомнило мне келейную в Наймсе, хотя и гораздо лучше обустроенную. Я отыскала фонарь и с его помощью заглядывала в приоткрытые двери, обнаружив, что некоторые из них вели в полноценные апартаменты с собственными гостиными и гардеробными. Восставший провел меня мимо них и еще по нескольким коридорам, где окружающая обстановка становилась заметно проще. Когда он привел меня в комнату Леандра, я сначала решила, что он ошибся.