Неопалимая

– Я думал, что мне это привиделось. Темнота, тишина – при таких условиях спустя некоторое время я начинаю видеть то, чего нет. – Его охватила дрожь. – Я почувствовал другого Восставшего. Здесь, в городе.

На мгновение слова утратили смысл. Я уставилась на страницу, текст которой вдруг стал непонятным.

– Ты же не имеешь в виду Восставшего, привязанного к реликвии?

– Нет. Я почувствовал присутствие Саратиэля. Невозможно, разумеется. Разве что его не уничтожили по-настоящему. Разве что он был лишь ослаблен – до такой степени, что это выглядело как гибель, – а на самом деле прятался в пепле последние три с половиной сотни лет, медленно восстанавливая свои силы.

– Запасные реликвии, которые редко используются, часто хранятся внутри алтаря, под алтарным камнем. – Мои мысли понеслись подобно стремительно набирающей скорость повозке, катящейся с холма. – Шкатулка тоже может оказаться там. Но разве кто-то не почувствовал бы этого? Они пользуются алтарем каждый день.

– В ослабленном состоянии присутствие Восставшего могло остаться незамеченным. По мере восстановления он должен был вновь обрести способность скрывать себя. Из всех нас Саратиэль всегда лучше всех умел прятаться. – Я вспомнила страницу этого духа в рукописи: Саратиэль Омраченный, его опрокинутую чашу, наполненную туманом. – Более интересный вопрос – как ему вообще удалось восстановиться. Он не смог бы исцелиться, если бы не поглотил какую-либо жизнь…

– Крысы, – сказали мы одновременно.

Я обнаружила, что стою, а табурет опрокинут. Даже не услышала, как он упал.

Леандр находил мертвых крыс, по словам целителя, на них не было никаких следов. Я задумалась, сколько всего трупов животных было обнаружено внутри собора на протяжении веков: несколько здесь, несколько там, – и никто не обращал на них внимания.

– Мы должны уничтожить его сейчас, – безапелляционно произнес Восставший. – Прежде чем он получит человеческую душу. Именно тогда у него появится достаточно сил, чтобы покинуть шкатулку, и он начнет действовать в ближайшее время. Он почти наверняка знает, что я здесь…

Восставший замолк, услышав слабый звук. Где-то в соборе, отдаваясь эхом, раздался панический крик ворона.

Глава двадцать четыре

Я была уже на полпути к часовне, когда поняла, что оставила фонарь в комнате Леандра, но, чтобы отыскать дорогу и спуститься по лестнице с галереи, лунного света оказалось достаточно. Ворон кружил над церковными скамьями.

– Мертвый! – кричал он. – Мертвый! – Его пронзительный голос доносился из-под высокого, окутанного тенями свода.

Лестница вывела меня в трансепт. Я достигла нефа и замерла. В центре прохода, недалеко от ступеней святилища, в ворохе малинового бархата лежал ризничий. Его глаза все еще были открыты, на восковом лице застыло выражение удивления. А за алтарем, почти полностью совпадая с моим видением в конюшне, стоял Леандр: его одеяния поглотила темнота, в руках была шкатулка. Плита алтаря была сдвинута на несколько сантиметров в сторону, обнажая углубление, в котором покоился Восставший.

Я вытащила кинжал.

– Положи ее.

– Боюсь, я не могу этого сделать, – ответил священник. Он не выглядел удивленным, увидев меня; в его голосе вообще не было никаких эмоций. – Я приложил некоторые усилия, чтобы оставить процессию незамеченным, и это, возможно, мой единственный шанс. Ты понимаешь, как редко собор бывает пуст? Жаль, что так получилось с ризничим, хотя на самом деле он мне никогда не нравился.

– Положи ее, – повторила я и сделала шаг на ступени, переступив через тело.

– Ты собираешься сражаться со мной? – спросил он, отдаляясь.

– Не надо, – резко вмешался Восставший. – Саратиэль все еще заключен в пепле, но его сил почти хватает, чтобы вырваться. Если начнется борьба – если шкатулка упадет…

– Если ты это сделаешь, ты победишь, – признал Леандр.