Неожиданная история мира...

Крестьянский сын учит латынь и греческий, отец-«капиталист» прочит Мартина в юристы, благо в лоскутной «Священной Римской империи германской нации», состоящей из множества отдельных владений и запутанных иерархий, юридическое крючкотворство весьма востребовано. Но будущий обличитель римского папы вместо успешной карьеры юриста уходит в монастырь – как бы мы сказали сегодня: коммерческой практике предпочитает научную деятельность (с чётом что вся «наука» тогда насквозь религиозна).

Мартина больше влекут философские штудии, и вскоре католический монах Martinus Luder на божественной латыни преподает теологию в городе Виттенберге, в одном из новых университетов Саксонии. Хорошая карьера для крестьянского внука, но уже не предел мечтаний для сына совладельца восьми шахт.

Конец XV – начало XVI веков для Германии это еще и время научного расцвета (уже в современном понятии науки). Не случайно именно там и тогда знаменитый Иоганн Гутенберг изобретает книгопечатание, а в Нюрнберге в 1477 году изготовляют первые в мире карманные часы – изобретения настолько эпохальные и знаковые, что не требуют лишних пояснений.

Короткие строки позднесредневековой статистики говорят сами за себя – к началу XVI века в Базеле работают 16 типографий, в Аугсбурге – 20, в Кельне – 21, в Нюрнберге – 24. В Германии тогда открывают 9 новых университетов, впервые возникает система школьного образования даже в небольших городах. Так будущий капитализм рождается не только в шахтах, но и в университетах с типографиями.

Встреча с Ренессансом и продавцами индульгенций

В 1511 году Мартин Лютер, член монашеского ордена августинцев и всё ещё верный сын католической церкви, едет в Рим. В те дни, когда 28-летний доктор теологии находится в «Вечном городе», Микеланджело работает над фресками Сикстинской капеллы, а Рафаэль расписывает стены папских покоев. Впрочем, эти шедевры ни Мартин Лютер, ни прочая широкая публика тогда не увидят – они предназначались для услаждения высших чинов папской курии.

Из всего творчества Рафаэля провинциальный монах (для Рима «дикая» Германия всё ещё глухая провинция) сможет узреть только фреску, написанную великим художником Возрождения в честь недавно умершего папского слона. Для набожного и пытливого Лютера такое «Возрождение» лишь символ разврата зажравшихся церковных верхов.

Мартин Лютер, портрет написан Кранахом в 1529 году

Однако дух настоящего Возрождения уже бродит рядом. Не случайно среди ближайших друзей Мартина Лютера по университету оказывается Филипп Шварцерд, преподаватель греческого языка и любитель античной философии. Именно Шварцеред, сменив фамилию на греческий манер – Меланхтон («Чёрная земля», дословный перевод с немецкого Schwarzerd), станет первым кодификатором лютеранства и идей реформации, повенчав учение Лютера с античным гуманистическим наследием.

Поворотным моментом в судьбах Лютера и мира оказывается октябрь 1517 года. В Германию приходит папская булла о массовой продаже индульгенций, как гласит текст послания – для «оказания содействия построению храма св. Петра и спасения душ христианского мира».

«Спасение души» в обмен на деньги – практика до предела циничная, но освящённая веками церковного авторитета. У Мартина Лютера, сына горнорудного «капиталиста» к индульгенциям, однако, есть личный счёт – ещё в 1508 году Ганс Лютер, фанатичным скопидомством и бережливостью сколачивавший первоначальный капитал, экономивший даже на собственных детях, всё же уплатил внушительную сумму за такую индульгенцию. Для Лютера-сына упорная экономия была благом, уважаемой целью, а вот покупка «отпущения грехов» казалась и житейской глупостью, и попранием религиозного смысла.

И возмущённый Лютер бросился писать свои доводы против «индульгенций». Так в последний день октября 1517 года на дверях церкви в замке города Виттенберга появились 95 тезисов, вскоре перевернувших мир.

«95 тезисов Лютера», отпечатанные в XVI веке

Первый «непобеждённый еретик»

Естественно, теолог Лютер не думал ни о каких «капитализмах» и социальных изменениях. Тогда люди мыслили исключительно религиозными категориями – и «95 тезисов» это сугубо теологический спор, местами непонятный, местами до смешного наивный для нашего современника.

Но для интеллектуалов (и тем более не интеллектуалов) 5 веков назад всё было зверски серьёзно. Зверски – в прямом смысле. Для Лютера, по сути рядового, пусть и шибко грамотного монаха, оспаривать авторитет Римского папы было прямым путём на костёр. Судьба сожжённого век назад Яна Гуса была ему и окружающим тогда хорошо известна.

Однако всё случилось совершенно иначе и поразительно даже для самого Лютера. Слово его проповеди удачно пало на готовую почву. Оно, действительно, превратилось в искру, от которой сдетонировал порох, вспоминая изречение американца Паррингтона, «проломивший зияющие бреши в казавшихся незыблемыми стенах феодализма».